– Фрик, – позвал я шута, – а что, на этом тракте всегда так мало людей?
Бормотание шута смолкло, будто бы споткнувшись о некую преграду, и Фрик обернулся ко мне. Несколько секунд он смотрел в мое забрало, явно не узнавая меня, а затем, тряхнув головой, ответил:
– Нет, обычно здесь много народу, но сегодня в Ушицах праздник, День Избавления от Напасти, поэтому все те, кто приглашен уже в селе, а кто не приглашен – ни за что не приблизится к Ушицам ближе чем на пять тысяч шагов.
– Почему? – Удивленно спросил я, – Разве это село во время проведения праздника представляет какую-то опасность?
– Да какая там опасность, – потешно пожал плечами Фрик, притормаживая и снова ровняясь с моим стременем, – просто эти земляные кхметы считают по простоте своей каждого, кто является к ним в этот день без приглашения, пособником Напасти, но они ж его не убивают!.. – Фрик вскинул на меня взгляд и раздумчиво добавил, – разве что изредка!
– Вот как? Изредка?.. А что же они делают с незваными гостями… э-э-э… постоянно?
– Да разное… – шут снова пожал плечами, – иногда руки-ноги ломают, иногда вешают за шею, правда, не до смерти, иногда просто палками колотят. Но во-первых, это, как правило, бывают люди не местные – местные-то все знают порядки в Ушицах, а во-вторых, таких, как я они вообще не трогают.
– Почему? – Спросил я.
– Они считают, что такие, как я не могут быть пособниками Напасти… – шут опять бросил короткий взгляд в мою сторону и счел необходимым добавить, – мал, хил, лыс, беззуб и к тому же выпить не дурак!
– Тогда как же они отнесутся ко мне? – С усмешкой поинтересовался я.
– Ну, господин сияющий дан, ты в их понимании просто идеал пособника Напасти – высокий, здоровенный, и к тому же в доспехах. Да не в простых, а в кровавых! Самый настоящий пособник Напасти!
– Та-а-ак… – задумчиво протянул я, – тогда, может быть, нам не стоит сегодня появляться в этих самых Ушицах?.. Нет, я конечно же не боюсь подгулявших кхметов, но, сам понимаешь, я не могу позволить им повесить себя, даже если они вешают своих гостей и не до смерти, и уж тем более я не позволю ломать себе руки-ноги или избивать себя палками. Так что, если это кхметское сборище решит устроить надо мной расправу, я вынужден буду защищаться, а изрубить в капусту половину жителей села мне крайне не хотелось бы!
Фрик согласно кивнул своей лысой башкой и прошепелявил:
– Я подумал тоже самое, а потому взял на себя смелость запастись приглашением. Вот видишь? – Он выдернул из кармана штанов короткую, ярко раскрашенную палочку, – а кроме того, я договорился с одним… э-э-э… вольным кхметом о ночлеге. Останавливаться в сельской гостинице в эту ночь не стоит…
Тут он снова быстро взглянул на меня и задумчиво добавил:
– Правда, приглашение мое на два лица, а у нас на двоих три лица… – и предложил, – но ты не говори, что у тебя под этой стальной рожей имеется еще одно, вполне человеческое лицо. Может быть, никто из этих темных кхметов об этом не догадается!
В этот момент коричневая лента дороги взобралась на холм, и с этого холма я увидел раскинувшееся у его подножия село. Оно было велико – никак не меньше сотни домов, рассыпавшихся по двум берегам огибавшей холм речушки, при этом большая часть села располагалась с нашей стороны реки. Северный тракт прорезал село и упирался в широченную площадь, с правой стороны которой высилось большое четырехэтажное здание, по обоим бокам которого притулились два домика поменьше. Напротив главного здания, почти посредине площади, темнело какое-то странное пятно, но с этого расстояния не мог определить, что это такое. С левой стороны площадь подпирали шесть рядов длинных, во всю ее ширину, и очень узких то ли столов, то ли прилавков, между которых сновали толпы людей. Это людное место живо напомнило мне самый обычный базар в любом из наших сел.
По берегу реки бежала другая дорога. Была она раза в два уже Северного тракта и отливала странным, угольно черным цветом, словно кто-то огромный присыпал ее… мокрыми головешками. Дорога эта также упиралась в площадь, но ее черная лента дважды рвалась – площадь была коричневого цвета, и под прилавками рынка дорожной черноты не было видно.
За площадью тракт сужался и почти сразу же выкатывался на мост через речку, а на противоположном берегу он снова расширялся до прежнего размера и, прорезав заречную часть села, прятался под кронами деревьев довольно большой рощи. За рощей коричневая полоса тракта уходила к самому горизонту между невысоких покатых холмов, покрытых короткой травой и небольшими зарослями низкого кустарника.
Пока мы спускались к селу, Фрик рассказывал мне о празднике Дня избавления от Напасти.
– Вообще-то праздником считается один день, но обычно в один день жители села не укладываются, так что им приходиться допразднывать еще и на следующий. Вечером они очень любят побуянить, но и то сказать, что напившись вволю такого вина, какое имеется в Ушицах, грех и не побуянить, ну да нам, это буйство не в беспокойство – мы все равно в это время отдыхать будем…
Тут он вопросительно посмотрел на меня, словно интересуясь, будет ли сияющий дан Высокого данства отдыхать во время всеобщего буйства или примет в нем горячее участие. Однако, я оставил этот взгляд без ответа, и тогда Фрик добавил:
– Я, во всяком случае, собираюсь сидеть с кувшином вина в каком-нибудь тихом месте и… э-э-э… работать над «Похвальным словом Глупости».
Околица села обозначалась неглубоким рвом, заросшим травой и невысоким шестом, к которому была прибита короткая широкая доска с довольно грубо нарисованной на ней рыбой. В травке, под шестом расположилось человек пять парней, разодетых в довольно пестрые костюмы, и поигрывающих небольшими, но, похоже, увесистыми дубинками. Заметив нас, они поднялись на ноги и выбрались на коричневые плиты тракта. Стоя компактной группой посреди дороги и продолжая поигрывать дубинами, они о чем-то тихо между собой переговаривались, явно ожидая нашего приближения.
Когда между нами осталось метров пять, один из парней шагнул вперед и с широкой улыбкой на лице произнес:
– Добрые путники, удача изменила вам, сегодня в нашем селе праздник, на котором вы присутствовать не можете, а потому мы вас вынуждены задержать и пра… при… пр… – На этом, видимо, достаточно сложном для него слове парень слегка споткнулся, но все-таки справился с ним и закончил свою речь, – … препроводить в пережидальню!
Я наклонился к стоявшему рядом со мной Фрику и довольно громко произнес:
– Ну?! А ты говорил руки-ноги ломать будут?! А у них оказывается какая-то пережидальня для путников имеется!
– Ага… – тихо ответил мне шут, – это они сейчас такие мирные, а как напьются, так начнут из этой самой пережидальни на площадь народ таскать! Ты на их дубинки-то погляди!
– Ах так?! – Удивился я и перевел взгляд на стоявших поперек дороги парней, – тогда, может быть, мне просто передавить этих кхметов, как клопов?!
Ребятки разом шагнули назад и на их физиономиях отразилась некоторая растерянность. Я тронул Пурпурную Дымку, и когда она мягким кошачьим шагом двинулась вперед, вкрадчиво поинтересовался у сельских опричников:
– Или вы думаете, что мне это не под силу?!
Четверо ребят были совсем уже готовы развернуться и дать деру до родимых стен, которые, как говорят, в любом случае помогают. Но тот, что стоял в середине, бывший, по всей видимости, старшим, запинающимся, срывающимся на визг голосом прокричал:
– Господин сияющий дан, вы нарушаете наши древние вольности!.. Мы напишем жалобу высшему дану!..
– Так ты меня узнал! – Довольно воскликнул я, – значит, ты понимаешь, что я с огромным удовольствием отвечу на вашу жалобу! Тем более, что мне есть что ответить!! Но вот вы, именно вы, этого моего ответа не услышите, поскольку к тому времени уже успеете сгнить!!!
И тут я сделал вид, что собираюсь вытащить меч!
Ребятки мгновенно развернулись и бросились бежать… Я не думаю, что Пурпурная Дымка смогла бы их
