– Чампион появилась здесь в первых числах месяца?
– Как раз две недели назад.
– Вот об этом я и думаю. Знаете, какая жара стояла тогда в долине? Сорок три градуса. Лихорадка была не у Чампион, а у этого проклятого города.
– Разве может быть такое, доктор? – спросил я. – Разве могут эти термометры показывать температуру воздуха?
– Конечно. Это сплошь и рядом случается.
– Вот вам и ключ, – сказал Брейк.
– И теперь я могу идти, – добавил Беннинг с тонкой улыбкой.
Когда дверь за ним закрылась, Брейк откинулся на спинку стула и закурил сигарету.
– Думаете, в идее дока насчет фобии Чампион что-то есть?
– Похоже, что он разбирается в психиатрии.
– Еще бы. Он говорил, что одно время собирался в ней специализироваться, только не мог позволить себе лишних пять лет учебы. Когда он говорит мне, что у девчонки с головой было не в порядке, я готов верить ему на слово. Он знает, что говорит.
Брейк выпустил кольцо дыма и проткнул его пальцем в непристойном жесте.
– Сам-то я стою за вещественные улики.
– И у вас что-нибудь есть?
– Достаточно. Будете держать это при себе, к защите не помчитесь?
Я поймал его на слове:
– А вы не забегаете немного вперед?
– Я так знаю свое дело, что могу забежать и далеко.
Он достал из ящика стола черную стальную коробку для хранения вещественных доказательств и открыл крышку. В ней лежал нож с кривым лезвием и черной резной деревянной ручкой. Пятна крови на лезвии стали темно-коричневыми.
– Это я уже видел.
– Но вы не знаете, чей он.
– А вы?
– Вчера я показал этот нож миссис Неррис. Она еще не знала, что Чампион убита, и опознала его. Ее муж прислал этот нож Алексу с Филиппин, примерно семь лет назад. Он висел на стене в его спальне, и она видела этот нож каждое утро, когда приходила убирать постель, вплоть до вчерашнего дня.
– И она это сказала?
– Да, она. Так что, возможно, у Чампион были психические приступы, о которых болтал док. Может быть, между этим делом и делом Синглентона есть связь, о которой мы не знаем. Но у меня достаточно материала для обвинения, и я ничего не собираюсь упускать.
Он закрыл коробку и убрал ее в стол.
Все утро я раздумывал, стоит ли выкладывать Брейку все, что я знал, и решил, что не стоит. В этом деле переплелись оборванные концы разных нитей: Синглентон и его блондинка, Люси и Уна. Разрозненные частицы, которые я собирал, стараясь сложить все в единое целое, нельзя было причислить к разряду прямых улик. Улика же, в понимании Брейка была неким предметом, который можно убрать в коробку, и в надлежащий момент ударить ею, как молотком, по лбам провинциальных присяжных. Нет, подобное дело было не для провинции.
– А у вас есть показания парня по этому поводу? – спросил я. – Он не дурак, и должен был знать, что нож неизбежно приведет к нему. Зачем ему нужно было оставлять там нож?
– А он и не оставлял. Он за ним вернулся. Вы же видели, как он возвращался. Он даже набросился на вас.
– Это не важно. Он думал, что между мной и Люси что-то есть, и потерял голову. Мальчик был вне себя.
– Конечно. Это часть моей версии. Он тип эмоциональный. Я не считаю это преднамеренным убийством. Нет, это преступление под действием страсти, убийство второй степени. Он ворвался и прирезал ее. А может быть, он вытащил ключ из ее сумочки, когда они вместе ехали в машине. Во всяком случае, ключа у нее не было. Он впал в ярость, зарезал ее и убежал. Потом вспомнил про нож и вернулся за ним.
– Ваша версия отвечает лишь фактам. Подозревать же вы должны совсем другое.
Однако я подумал, что раз Брейк обнаружил такой мотив как ревность, то все у него пойдет как по маслу.
– Вы не знаете этих людей так, как я. Я имею с ними дело каждый день.
Он отстегнул запонку с левой манжеты и обнажил тяжелую веснушчатую руку. От запястья к локтю змеился белый шрам.
– Тип, наградивший меня этой штукой, подбирался к моему горлу.
– Значит, получается, что Неррис мясник?
– Очень может быть.
