Любава поправила волосы.
– Помнишь, Брок, – сказала она, – как мы сдавали машине экзамен зрелости? Там, на «Орионе»?
Брок покосился на Любаву.
– Разве такое забудешь? – произнес он. – Но к чему ты вспомнила экзамен?
– А к тому, что я не на экзамене. И ты не машина, чтобы задавать вопросы, – отрезала Любава.
– Прости, – смешался Брок.
Любава усмехнулась.
– Так и быть, открою тебе тайну, – сказала она. – Я люблю капитана.
Брок быстро глянул на Любаву и, обнаружив улыбку в ее глазах, сам расхохотался. Трудно было придумать что-либо более нелепое. Капитан Джой Арго – и любовь? Полно, да ведомы ли ему вообще подобные чувства? Кажется, все его жизненные помыслы сосредоточены были на одном – полет «Ориона», выполнение задачи, возложенной на экипаж Координационным советом. Любовь, ревность, маленькие трагедии, время от времени разыгрывавшиеся на борту пульсолета, – все это скользило мимо его сознания.
Брок покачал головой.
– Кандидатура капитана отвергается, – заявил он.
– Ты можешь предложить другую? – поинтересовалась Любава.
– Да.
– Какую же?
– Свою, – бухнул Брок, словно бросаясь в холодную воду.
– Такую размазню, как ты, нельзя полюбить. Только пожалеть можно, – ответила Любава.
– Ну, так пожалей.
Любава промолчала. Поправив высокую прическу, она подошла к фонтану и напилась.
– Сегодня особенно горчит, – сказала она.
– Горчит! – взорвался Брок. – Семиглаз нас систематически отравляет. Мы пьем медленно действующий яд.
– Зачем ему нужно было бы с нами возиться? Уж если бы Семиглаз решил нас отравить, он мог бы это сделать гораздо проще и быстрее, – заметила Любава.
– Почем я знаю? – сказал Брок. – Может, это доставляет Семиглазу удовольствие.
– Уж ты скажешь!
– Или, может, он проводит какой-то свой опыт, – продолжал Брок.
– А мы, значит, подопытные кролики?
– Примерно. А может, этот чертов Семиглаз надумал превратить нас в свой придаток, – сказал Брок.
– Да зачем же таким сложным путем?
– Ты видела, как кошка играет с мышью? – ответил вопросом Брок.
Они помолчали, стоя рядом и глядя сквозь прозрачную стену. Строение стояло на пригорке, и отсюда видно было далеко. В ясную погоду можно было рассмотреть десятки строений, теснящихся поодаль. За ними угадывалась стена.
– Как время тянется! – вздохнув, сказала Любава. – Осень.
Пожелтевшие листья, кружась, опускались на землю. Зарядил неприметный косой дождик, но видимость не ухудшилась: капли, попадая на наружную поверхность стены, тотчас исчезали, испаряясь.
– Где ты была вчера? – спросил Брок.
– В оранжерее. Целый день бродила. Знаешь, Брок, я нашла там вот это, – ответила Любава и протянула Броку небольшой треугольный предмет, небрежно сработанный, с наплывами, некогда, наверно, прозрачный, но помутневший от времени, с металлической булавкой.
– Брошка, – сказал Брок, рассматривая находку. – Женское украшение. Его носят на Земле. Во всяком случае, носили. Интересно, чья она?
– Кого-то из тех, кто был здесь до нас, – произнесла тихо Любава.
За стеной сырой ветер гнал по земле опавшие листья. Выбежать бы туда, почувствовать под ногами влажную почву, вдохнуть запах вянущих трав, подставить лицо дождю!
– Послушай, Брок, а ведь мы с тобой, можно сказать, так и не ходили по земле, – сказала Любава.
– Поздравляю с открытием! – ответил Брок. Пройдясь по залу, он поднял за фонтаном блокнотный листок. – Это еще что за послание? – сказал он и протянул листок Любаве.
– Наверно, Брага обронил, – сказала Любава, рассматривая вязь интегралов. – Верни ему.
Брок забрал листок.
– Вот еще! – ухмыльнулся он. – И не подумаю.
