заметил жест Федора.
– Анортозит, – ответил Икаров.
– А можете сказать, из какой примерно области Луны он доставлен? – спросил начальник и тут же пожалел о своем вопросе: вряд ли сумеет ответить на него этот симпатичный учлет.
Федор в раздумье вертел в руках светло-серый кристалл.
– В море Изобилия анортозит имеет другой оттенок, более темный, – начал он рассуждать вслух. – Пожалуй, это порода высокогорная. Она встречается… – Федор помедлил, что-то прикидывая, припоминая, и уверенно добавил: – Да, в кратере «Аполлоний С».
– Точно, – не сдержавшись, улыбнулся начальник. – Образец я привез оттуда. Собственноручно добыл.
Взгляд начальника потеплел. И впрямь ответ учлета был незаурядным по точности. Но каковы истоки этого ответа? Что это? Феноменальная глубина знаний вкупе с абсолютной памятью либо случайное попадание, вытащенный наудачу лотерейный билет, оказавшийся счастливым? Справедливы ли неуемные похвалы, на которые не скупятся обычно осторожные в оценках преподаватели Звездной академии, когда речь заходит о Федоре Икарове?
Во всяком случае далеко не каждый специалист по геологии Луны – селенолог – сумел бы, как этот парень, глянув на обычный образец породы, определить, из какой он географической области Луны. Для этого нужно обладать особой зоркостью, чутьем, тем, что планетологи зовут «нюхом».
– Что вы можете сказать о лунном железе? – спросил начальник Икарова.
Федор, поискав глазами, безошибочно определил в груде, лежащей перед ним, нужный образец. Положив на стол осколок анортозита из кратера, Икаров протянул руку к поблескивающему кристаллу.
– В этом лунном минерале имеется металлическое железо, – сказал Федор. – Оно связано с силикатами. Состоит это железо из двух полиморфных видов, которые часто встречаются в метеоритном железе. Эти виды – камасит и тэнит.
– Чем характерен тэнит? – спросил начальник.
– В нем много никеля.
Поначалу начальник сыпал вопросы, Федор отвечал на них, но постепенно разговор утрачивал экзаменационный характер, превращаясь в беседу двух специалистов относительно предмета, интересующего их обоих.
Май не без удивления наблюдала за этой метаморфозой, совершающейся на ее глазах.
Ведь начальник академии в прошлом был одним из известнейших селенологов, не потому ли, кстати, он и был так пристрастен к двум учлетам, которые завалили зачет по Луне? Что же касается Икарова, то для него селенология была в конце концов обычным учебным курсом. Интересным? Да. Важным? Пожалуй. Но ведь таких курсов у слушателя Звездной академии был не один десяток…
Теперь уже Федор все чаще задавал начальнику вопросы. Они спорили, каждый отстаивал свою точку зрения.
– Долго я ломал голову с этим чертовым тэнитом, – признался Федору начальник. – Слишком много в нем никеля. А как вы считаете, почему в лунной почве вообще так много никеля и платиноидов?
– Я думал над этим, – сразу ответил Федор, словно ждавший этого вопроса. – По-моему, главная причина – вещество метеоритов.
– Да, мне это тоже приходило в голову, – кивнул начальник. – Ну, хорошо. – Он встал, поднялись и Май с Федором. Начальник проводил учлетов.
– Мы продолжим беседу завтра, Икаров, – сказал он, когда Федор был уже в дверях.
После отчаянного прыжка и неудачного приземления Энквена прошло несколько месяцев. Биокибернетики как будто бы восстановили все функции робота, но дотошный Ливен Брок обнаружил одно тревожное обстоятельство. Когда Энквен не торопился, с ним все было в порядке. Но стоило ему ускорить шаг, побежать или высоко подпрыгнуть, как у Энквена нарушалась координация движений.
Плохо было и другое. Вслед за Энквеном, как бы беря с него пример, начали хромать и спотыкаться и другие белковые роботы из группы «Пиона».
Это явление выглядело абсолютно непонятным до тех пор, пока на очередном научном семинаре не выступил Алексей Волга с очередной сногсшибательной идеей. «Белковые роботы как бы связаны невидимой нитью с Энквеном, – сказал Волга, – и объясняется это очень просто: между всеми белковыми группы «Пион» установилась биологическая связь». В каком-то смысле вся группа представляла собой единое целое.
«Вылечим Энквена выздоровеют и остальные», – утверждал Волга.
Карбенко и Волга сидели на садовой скамье во дворе института и разговаривали о разных разностях. На двери операционной они по молчаливому соглашению старались не смотреть.
– Волнуешься? – спросил Карбенко.
– Начинаю волноваться, Володя, – признался Алексей.
– Не нужно, Леша. Великая река Волга должна быть спокойной.
– Почему?
– Потому что она отражает небо, – не очень вразумительно ответил Карбенко.
– Не только небо, Володя.
– Тем более. Ты лучше скажи-ка, Леша, какие у тебя планы на ближайшее воскресенье?
Волга пожал плечами.
