– Любой, – коротко ответил Энквен.
– Кого ты назначаешь?
– Себя, – мгновенно произнес Энквен.
Ливен Брок кивнул, словно ожидая такого ответа. По его жесту на площадку вышли шесть человек. За сеткой остался только один Энквен. Слегка согнувшись в коленях и подавшись вперед, словно перед прыжком, он ожидал подачи команды противника…
Первые же минуты после возобновления игры показали, что уравнивания сил, о котором говорил Энквен, не произошло. Как ни старались люди обмануть робота, то посылая мяч на края площадки, то опуская его у самой сетки, – расчет Энквена каждый раз оказывался безошибочным, прыжок – точным, а удар
– неотразимым.
В сгустившихся сумерках Энквен метался по площадке, как пантера. Сходство со зверем довершали кошачья гибкость и мягкость движений робота.
Счет в пользу Энквена неумолимо рос.
– Включить освещение, учитель? – спросил Ван.
Ливен Брок махнул рукой.
– Я думаю, пора опустить занавес, – сказал он и свистком возвестил окончание игры, приостановленной ввиду явного преимущества Энквена.
Так закончился необычный матч между людьми и белковыми роботами.
Стемнело. Дорожки начали светиться. По аллее шла группа людей.
– Ах, Энквен, Энквен! – восхищенно повторял Владимир.
– Поздравляю вас, профессор, с успехами воспитанника, – сказал Алексей.
Ливен Брок улыбнулся.
– А я вас, мушкетеры, – сказал он. – А также того капитана, который полетит на «Пионе». На экипаж ему жаловаться не придется.
Лин и Федор ушли вперед.
– Я сегодня не собирался в Зеленый, – сказал Федор.
Лин погладила косу.
– Как же ты очутился на волейболе? – спросила она.
– К тебе прилетел.
– Откуда ты узнал, что я на Земле?
Федор улыбнулся.
– Тайна, – произнес он.
– Я никому не радировала, как же ты мог узнать?
Федор пожал плечами.
– Разве ты не веришь в биосвязь без передатчика? – произнес он многозначительно.
Лин искоса бросила взгляд на Федора: не поймешь, серьезно он говорит или шутит?
– Ты ведь был, кажется, недавно на Луне? – спросила Лин после паузы.
Федор кивнул.
– И улетел, не повидавшись?
– Понимаешь, Лин, так получилось… – замялся Федор. Об истории, связанной с Май и ее неудачной рекогносцировкой на плато Варгентина, у него не было охоты распространяться.
– Понимаю, – сказала Лин. – Опять тайна.
– Я заметил, – перевел разговор Федор, – что ты недолюбливаешь радиограммы.
– Да, – согласилась Лин, – я больше люблю письма.
– Писать?
– И получать тоже!
Дом Ливена Брока был неподалеку от института, но Лин и Федор избрали отнюдь не кратчайший путь. Нужно было и переговорить о многом, и насмотреться друг на друга.
– В письме все важно, – задумчиво проговорила Лин, – и почерк, и конверт, и даже бумага, – я больше люблю старинную бумагу, чем пластик. Знаешь? Когда приходит от тебя письмо, я всегда гадаю…
– Гадаешь?
– Гадаю, в каком настроении ты был, что думал, когда писал письмо. А знаешь, о чем я подумала, когда пролетала сегодня над Атлантикой? Подумала, что хорошо бы написать тебе письмо, засмолить в бутылке и бросить в океан. И пусть оно путешествует долго-долго. Все равно слова не остынут! А потом…
– А потом?
