Видя ее отчаяние, Улисс поспешил успокоить женщину:
– Если не ошибаюсь, он ослеп от снега. Через несколько дней зрение к нему вернется.
Шарлотта распрямила плечи. Теперь казалось, что она стала выше ростом на целый дюйм.
– О, я очень на это надеюсь.
Внезапно Патрик поднял голову и затянул непристойную песню, которую Улисс не слышал от него долгие годы и уж, конечно, никогда в присутствии дамы.
Похоже, это не смутило Шарлотту. Возможно, она уже испытала слишком многое, чтобы реагировать на что-либо, кроме самых сильных эмоциональных потрясений.
– Есть еще кое-что, о чем я забыл сказать, – продолжал Улисс. – Я хотел поскорее согреть отца и привести его кровообращение в норму, но в тех обстоятельствах не мог найти лучшего средства, чем бренди. Он пьян.
Напряжение не исчезло из глаз Шарлотты, разве что в них блеснули искорки, намекавшие на готовность рассмеяться.
Не обращая внимания на концерт, учиненный Патриком, она обратилась к ковбоям:
– Отнесите мистера Прайда в ванную и снимите с него одежду.
– Нет, горячая ванна подождет до завтра, – сказал Улисс, повышая голос, чтобы Шарлотта слышала его, несмотря на завывания Патрика. – Поднимать температуру его тела надо постепенно. Мы положим отца в прохладную воду и понемногу будем добавлять туда горячую воду.
Шарлотта кивнула, соглашаясь.
Снимая с себя промерзшее снаряжение и одежду и бросая все в чулан под лестницей, Улисс размышлял о том, что этот день, вероятно, был самым длинным в его жизни. Усталость и облегчение лишили его последних сил. От слабости у него подгибались ноги. Репутация героя обходилась гораздо дороже, чем он предполагал. Ему потребовалось несколько минут, чтобы разобраться в своих чувствах, забыть о волнениях, снова стать тем человеком, которым он был еще неделю назад. Он направился в библиотеку, где Патрик держал прекрасный французский коньяк.
Огонь в камине уже почти погас. На стенах танцевали причудливые тени. Он огляделся в поисках лампы, которая обычно стояла на большом письменном столе, потом вспомнил, что Шарлотта собрала все лампы, имевшиеся в доме, и отдала работникам.
Он ощупью подошел к низкому буфету, взял графин и обнаружил, что он пуст. Бренди давно перекочевал сначала во фляжки ковбоев, а затем в их желудки.
Когда Улисс выходил из библиотеки, то заметил кого-то на кожаной софе перед камином.
Подойдя поближе, он узнал Райну. Она спала, свернувшись, как котенок, поджав колени к груди и положив голову на сгиб руки. Пряди черных волос спадали на щеку.
Он потянулся, чтобы разбудить ее или хотя бы прикоснуться к ней. Он и сам не был уверен в своих намерениях, но потом передумал. Если она узнает, что Патрика нашли и что он в безопасности, она, вероятно, захочет отправиться домой, чтобы ухаживать за своим отцом.
Она выглядела незащищенной, словно дитя, и в груди Улисса возникло естественное для мужчины желание защитить ее. Он не мог отправить ее домой одну, а сам слишком устал, чтобы сопровождать ее.
«Не будь дураком, – сказал он себе. – Райна никогда не нуждалась в защите». Он не забыл того дня в булочной, когда она накинулась на обидчиков, не подумав о собственной безопасности.
Девушка словно почувствовала его присутствие и пробормотала его имя. Боже, неужели он жил в ее снах так же, как она в его?
Впрочем, это не имело значения. Он никогда не смог бы отказаться от своих нравственных принципов, а Райна была дочерью шлюхи.
Глава 18
Патрик проспал всю ночь и проснулся в полдень на следующий день. Проснувшись, он ощутил, что в его теле не осталось живого места – все мучительно болело. Мускулы онемели, суставы хрустели, голова трещала с чудовищного похмелья.
Со времен юности он не предавался излишествам и никогда не пил много. Что, черт возьми, произошло с ним вчера?
Воспоминания о прошедшей неделе сменялись, как картинки, пока наконец он не увидел себя на лошади. Он ехал в одиночестве по белому снегу, затем ветер сдул шляпу с его головы… Еще одна картинка: он стреляет в голову своей искалеченной лошади и потом… а что же было потом?
Он не помнил, как вернулся на ранчо, и все же он был здесь, здоровый и невредимый. Он страдал от похмелья, уже наступил день, но это не помогло понять, что происходит, поэтому Патрик медленно попытался открыть глаза и не увидел ничего, кроме мутных пятен. От ужаса его сердце подскочило к горлу. Почему, черт возьми, он ничего не видит? Что с ним случилось?
– Патрик, я ждала, когда ты проснешься.
Он знал этот голос с придыханием так же хорошо, как собственный.
– Шарлотта, что с моими глазами? – спросил он. Она взяла его за руку и успокаивающе пожала:
– Вчера ты целый день был на воздухе и твои глаза ничем не были защищены от блеска снега на солнце.
– Это непоправимо?
– Улисс говорит, что это – пройдет. Он услышал скрип стула и шорох платья.
– Ты можешь меня разглядеть?
