О социализме и русской революции

Буржуазный мир издавна поражается удивительной несокрушимости и постоянному прогрессу социал-демократии. Время от времени находятся отдельные впавшие в детство старческие умы, которые, будучи ослеплены особенными моральными успехами нашей политики, советуют буржуазии взять с нас «пример» и испить от таинственной мудрости и идеализма социал-демократии. Они не уразумевают вот чего: то, что для политики поднимающегося рабочего класса — источник жизни и вечной молодости, для буржуазных партий — смертельный яд.

Ведь что на самом деле прежде всего дает нам внутреннюю нравственную силу с ироничным мужеством переносить и стряхивать с себя такие величайшие акты подавления, как двенадцатилетний исключительный закон против социалистов? Может быть, это нечто вроде упорства обездоленных в достижении небольшого материального улучшения их положения? Современный пролетариат — не филистер, не мелкий буржуа, чтобы становиться героем ради повседневного уюта. Сколь мало перспектива одних только незначительных материальных выгод могла вызвать у рабочего класса высокий нравственный подъем, показывает плоская, трезвенная ограниченность мира английских тред-юнионов. Или это, как у первохристиан, аскетический стоицизм секты, который всегда вспыхивает как прямое следствие преследований? Современный пролетарий как наследник и воспитанник буржуазного общества — слишком прирожденный материалист, слишком здраво-чувственный человек из живой плоти, чтобы в согласии с рабской моралью черпать любовь и силу для своей идеи из одних только страданий.

Или, наконец, нас делает непобедимыми «справедливость» того дела, которое мы ведем? Но дело чартистов и вейтлингианцев, дело утопическо-социалистических школ было не менее «справедливым», и все же они вскоре пали жертвой сопротивления существующего общества.

Если нынешнее рабочее движение, вопреки всем насильственным ухищрениям противостоящего мира, победоносно потряхивает гривой, то именно благодаря спокойному пониманию закономерности объективного исторического развития, пониманию того факта, что «капиталистическое производство порождает с необходимостью естественного процесса свое собственное отрицание»,[48] а именно: экспроприацию экспроприаторов, социалистический переворот. Как раз в понимании этого видит оно твердую гарантию конечной победы и из него черпает оно не только свой пыл, но и терпение, силу действия и мужество, выдержку перед всеми испытаниями судьбы.

Первое условие успешной боевой политики — понимание маневров противника. Но что дает нам ключ к пониманию буржуазной политики вплоть до ее малейших разветвлений, вплоть до перипетий современной политики и уберегает нас равным образом как от неожиданностей, так и от иллюзий? Не что иное, как уяснение того, что все формы общественного сознания, а значит, и буржуазную политику во всей ее внутренней разорванности следует объяснять классовыми и групповыми интересами, противоречиями материальной жизни и в последней инстанции существующим конфликтом между общественными производительными силами и производственными отношениями.

Так что же дает нам и способность приспосабливать нашу политику к новым явлениям политической жизни, например «мировой политике», и прежде всего, даже без особенных талантов и проницательности, оценивать их с такой глубиной, доходить до самой сути явления, тогда как самые талантливые буржуазные критики лишь ощупью ползают по поверхности или при каждом взгляде вглубь запутываются в безвыходных противоречиях? Это опять же не что иное, как общее представление о ходе исторического развития на основе закона, гласящего, что «способ производства материальной жизни» — это именно то, что обусловливает социальную, политическую и духовную жизнь.

Но что же в первую очередь дает нам масштаб при выборе отдельных средств и путей в борьбе, позволяет нам избежать беспланового экспериментирования и растраты сил на утопические скачки в сторону? Это — однажды осознанное направление экономического и политического процесса в современном обществе; именно им мы можем измерять не только намеченный в общих чертах план нашей кампании, но и каждую деталь нашего политического стремления. Благодаря этой направляющей нити рабочему классу впервые удалось обратить великую социалистическую идею в разменную монету текущей политики и поднять кропотливую будничную политическую работу до уровня орудия осуществления этой великой идеи. И до Маркса была буржуазная политика, которую вели рабочие, и был революционный социализм. Но только с Маркса и благодаря Марксу возникла социалистическая рабочая политика, которая вместе с тем в полном смысле слова является реальной революционной политикой. И если мы признаем реальной именно ту политику, которая ставит перед собой только достижимые цели и умеет преследовать их самыми эффективными средствами и кратчайшими путями, то пролетарская классовая политика в марксовом духе отличается от буржуазной политики тем, что последняя реальна с точки зрения текущих материальных успехов, между тем как социалистическая политика реальна с точки зрения тенденции исторического развития. Это точно то различие, какое существует между вульгарно-экономической теорией стоимости, рассматривающей стоимость как вещественное явление с точки зрения состояния рынка, и марксистской теорией, понимающей ее как общественные отношения определенной исторической эпохи.

Но пролетарская реальная политика является и революционной, поскольку всеми своими частичными стремлениями во всей их совокупности выходит за рамки существующего строя, внутри которого она действует, и поскольку она сознательно рассматривает себя только как предварительную стадию того акта, который превратит ее в политику господствующего и преобразующего общество пролетариата.

Таким образом, все: нравственная сила, с которой мы преодолеваем опасности, наша тактика в борьбе вплоть до мельчайших деталей, критика, которой мы подвергаем противников, наша повседневная агитация, которая привлекает на нашу сторону массы, все наши действия вплоть до самых тончайших — все это пронизано и освещено учением, созданным Марксом. И если мы порой предаемся иллюзиям, будто наша сегодняшняя политика, обладающая внутренней силой, независима от марксовой теории, то это лишь показывает, что мы на практике говорим языком Маркса и тогда, когда сами того не знаем, как не знал мольеровский мещанин, что говорит прозой.

Достаточно представить себе мысленно все деяния Маркса, дабы понять: произведенный им переворот в учении о социализме и в рабочей политике должен был сделать буржуазное общество его смертельным врагом. Господствующим классам стало ясно: побороть современное рабочее движение — значит побороть Маркса. Двадцать лет после смерти Маркса — это непрерывный ряд попыток теоретически и практически уничтожить Марксов дух в рабочем движении.

История рабочего движения с самого начала пробивается между революционно-социалистическим утопизмом и буржуазной реальной политикой. Историческую почву первого создавало буржуазное общество полностью или полуабсолютистское. Революционно-утопический период социализма в Западной Европе в общем и целом завершается (хотя вплоть до новейшего времени мы наблюдаем отдельные случаи регресса) вместе с развитием буржуазного классового господства. Другая опасность — погрязнуть в штопании дыр буржуазной реальной политики — возникает только по мере усиления рабочего движения на почве парламентаризма.

Из буржуазного парламентаризма было заимствовано и оружие для практического преодоления революционной политики пролетариата: демократическое сотрудничество классов и социальный мир посредством реформ должны были заменить классовую борьбу.

А что достигнуто? Пусть иллюзии кое-где некоторое время и существовали, но непригодность для рабочего класса буржуазных методов реальной политики проявилась сразу. Фиаско министериализма во Франции^*, измена либерализма в Бельгии^*, крах парламентаризма в Германии^* — удар за ударом, и вот уже кратковременная мечта о «спокойном развитии» разлетелась вдребезги. Марксов закон о тенденции к обострению социальных противоречий как основы классовой борьбы победоносно пробил себе путь, и каждый день приносит все новые знамения и чудеса. В Голландии 24 часа забастовки железнодорожников, словно землетрясение, раскололи общество надвое зияющей щелью, из которой вырвалось наружу пламя классовой борьбы, и теперь вся Голландия — в огне.^*

Так в одной стране за другой, под «грохот сапог дружно марширующих рабочих батальонов» ломается, подобно тонкому покрову льда, почва буржуазной демократии, буржуазной законности, и это