праздник, ибо там ей мозги никто не полоскал, замуж не выдавал и рожать не заставлял. А родители предпочитали дожидаться выходных и зазывать в отчий дом, для очередной порции. Всю рабочую неделю Геращенко кайфовала, не чувствуя пристального взгляда любимых предков.
А вчера вечером пришел в гости Малишевский, любовь с десятого класса. Он был гладко выбрит, слегка пьян и с кольцом на пальце.
Вот, блин, счастье — и этот занят! Десять лет ни слуху, ни духу, а тут нарисовался — не сотрешь. Из Москвы, на похороны бабушки. Пили, трындели, еще пили… и как-то так утром оказалось, что не только пили… Черт его дернул мобилу взять!..
— Малишевский, мы это как делали?
Тот пошарил рукой по полу и показал упаковку от презерватива.
Джентльмен, мать его так!
— Отвернись, я оденусь.
Не препираясь, он отвернулся. Ну, и где плавки? А бюстик?
— Я твою рубашку накину?
— Валяй.
Час спустя они как ни в чем не бывало завтракали на кухне. Любовь с десятого класса тактично не упоминал о событиях пролетевшей ночи, о которых, если судить по внешнему виду, и сам не особенно хорошо помнил.
— Тебя часто по утрам дергают? — поинтересовался Малишевский.
— Работа, — пожала плечами Галка. — Ты извини, мне сейчас бежать надо…
— Да мне тоже, у меня дилижанс в полдень.
Слава тебе, господи, адюльтер не обещает затягиваться.
— Как жизнь-то у тебя?
— Да как сказать… Молниеносно.
Короче, попрощались у подъезда — и разбежались. Дождь настроения не улучшал, но, собственно, единственное, о чем жалела Геращенко, — это о том, что Малишевский засветился перед Лопаницыным. Уж этого джентльменом никак не назвать, никакого чувства такта.
В приюте дежурный воспитатель Ирина Николаевна Хоромская, изрядно уже замордованная ночным приемом бегунков, напряженно повторила:
— Никто у нас не сбежал, двенадцать мест из десяти заняты, еще трех не хватает с этими охламонами дубняковскими! Вам Кулик нужен? Идемте, сейчас покажу!
Галка последовала за суровой дежурной.
Приют недавно отремонтировали, стены расписали яркими картинками с мультяшными героями, полы выстелили ковровыми дорожками, всюду пейзажи, иллюстрации к сказкам, детские работы в рамочках…
— Шикарные апартаменты, — чтобы хоть как-то разрядить обстановку, польстила Галина.
— А толку-то? Если бы здесь детский сад был или дом творчества… Контингент у нас такой, их ничего порадовать не может.
Подошли к двери с олененком Бемби. Ирина Николаевна постучала, ей открыла совершенно миниатюрная девушка — или девочка? — и с порога заявила:
— Никита опять бьется головой в стену.
— Валерьянку ему давали? Может, пустырника еще?
Девушка убежала, а Геращенко вслед за воспитателем прошла к мальчикам. В коридоре действительно сидел на корточках мальчишка и бился стриженой головой о стенку.
— А я стекло разбил! — похвастался он, увидав Галку.
— Тоже головой?
Парень опешил и перестал биться. Лоб у него был совершенно синий.
В уютной комнате с цветными шторами стояло пять кроватей. Ребята, все в пятнах зеленки, коротко остриженные, в одинаковых бежевых фланелевых пижамах, не очень отличались друг от друга, выделялся только самый маленький, похожий на примерного первоклассника кудрявый белобрысик с ярко-синими глазами. Но вчерашнего Жени среди присутствующих не было.
— Саша, подойди, — мягко обратилась к нему Ирина Николаевна.
Беленький робко приблизился к взрослым.
— Простите, но это не он. — Геращенко в недоумении обернулась к Хоромской. — Того зовут Женя.
— То есть как — не он? В журнале регистрации записано: Саша Кулик, семь лет, основание ведь вы писали!
— Писала я, а мальчик не тот.
— Мне передали этих детей. Сегодня еще поступили десять…
— Постойте, постойте… Мальчик… Женя… то есть Саша. Тебя вчера привезли? — обратилась Галка к ребенку.
Тот кивнул.
— А кто?
Палец мальчишки уткнулся ей в живот.
— Постой, ты что-то путаешь. Тебя как зовут, ты помнишь?
Мальчик молчал.
— Ну отвечай, не бойся, — подбодрила Галка.
— А он не говорит, тетенька, — вмешался Никита, заглянувший в комнату.
— Как это — не говорит?
— А как вы его вчера привели, так ни слова и не сказал.
— Я не его приводила.
— Нет, его, я сам вчера видел: вы на «скорой помощи» приехали и его с собой привезли.
Вот теперь Галина Юрьевна почувствовала себя полной дурой. Сумасшедшей психопаткой. Клинической идиоткой. Потому что по всему выходило, что с нормальным человеком такое не приключается.
Глупо скользя взглядом по присутствующим, лейтенант Геращенко искала выход — и не находила. В логическую схему факты не укладывались: либо это не она привезла вчера этого ребенка, либо она — но не этого. Но здесь утверждают, что она и что этого.
— Ты Женя?
Мотает головой.
— Саша?
Кивок.
— Кулик?
Кивок.
— Тебя я привезла?
Кивок.
— Там, откуда я тебя привезла, сколько собак?
Три пальца.
— А кошки есть? Сколько?
Разводит руками — очень много.
Какая прелесть. Как его еще можно проверить?
— Какой этаж?
Три пальца.
— Номер квартиры.
Три пальца. Потом четыре.
— Маму как зовут?
Пишет в воздухе: М, А, Р, И, Н, А…
