Когда это я так думал?
Мы быстро выпили. Чувствовалось, что у всех накипело на душе и всем хотелось высказаться. Правда, то, что думал сейчас я, сказать никак было нельзя. Сказать, что ничего на самом деле нет и я еду обыкновенно, по билету? Большего плевка им в душу невозможно даже представить! Они только что помиловали 'зайца', и я им скажу, что я вовсе не 'заяц'… Нет.
– Да, разговорчивый гость попался! – произнес усатый, и они засмеялись.
Действительно, что я сижу тут как пень?! Люди сделали добро, и хоть слов-то они заслуживают?
– Спасибо… вам.
– Разговорился, – произнес усатый, и они снова засмеялись.
'Ты… мастер слова! – мысленно проклинал я себя. – Можешь родить что-нибудь? Ну, давай!'
– Чего без билета? Потратился, что ли? – уютно усаживаясь, спросил проводник.
Мол, хотя бы увлекательным рассказом ты можешь нас ублажить?
Во ситуация! Любая история о любом безобразии будет здесь лучше, чем правда. Правда тут – самое худшее, что может быть. Любая ложь будет возвышеннее, чем правда. Ведь я же покупал билет! Но им лучше думать, понял я, что никакого билета не было и они, замечательные люди, меня спасли… и пусть будет так! Я молчал, чувствуя себя Богом, который из ничего создал Храм Любви и Добра… Все закусывали луком, но, наверное, не только лишь поэтому слезы стояли у всех на глазах.
И одним лишь словом могу все разрушить! Но зачем?
– Обокрали! – неожиданно даже для себя вымолвил я. Ну даешь, мастер слова! Я испугался.
– Где? – цепко спросил безусый.
Да, сюжет удачный, слушателей явно зацепил.
– В поезде! – с изумлением услышал я свой голос. – По пути сюда!
– Номер поезда какой? – спросил усатый, почти уже официально поправляя ремень и берет.
Да… Разговорился на свою голову! Мы все вместе летели в пропасть, и надо было успевать еще как-то рулить.
– Двадцать восьмой, – проговорил я, вспомнив историю, приключившуюся с моим другом. Что ж, и несчастья могут сгодиться, иначе куда их девать?
– Точно! – Усатый торжествующе шлепнул себя по мощному колену. -
Она! Какая из себя?
Так. Новая сложность.
– Ну… – произнес я.
– Ясно! – произнес безусый почти с восторгом. Чувствовалось: вечер удался!
– Бутылочку со снотворным распили? – плотоядно улыбнулся проводник.
– Ну я же не знал, что со снотворным, – ответил я простодушно. Они радостно захохотали. Удачный ответ!
Уходя, я слышал за дверью возбужденные их голоса. Да, с историей я им угодил. Моя красавица, стоя в коридоре, грустно глянула на меня: ну когда же?.. Работаем! Пока недосуг! Красавица вздохнула.
С некоторым изумлением она увидела слезы на моих щеках. Главное – чтоб людям было хорошо! И кстати, лопоухий наконец-то оказался рядом с ней и, тыкая в абсолютно темное окошко, что-то бубнил. И здесь все будет складно! Я прошел мимо в свое купе… Вернее – в чужое, но оказавшееся моим. Сдвинул дверь и ударился о запах. Да, питание одним горохом сказывается! Я мужественно сел. К тому же царь- горох у себя на верхней полке еще и храпел. И это еще не все!
– Витя! Ну угомонись! Ну что ты делаешь? – донесся жаркий шепот из темноты.
Ладно! Глубокий, освежающий сон! Сдвинув одеяло, стреляющее зарницами, я улегся.
– Витя… Что же ты со мной делаешь? О-о-о… Ви-итенька!
Да, в этом купе можно спать только гороху наевшись!
– О-о-о! Витенька! Да! Да! – вопила она.
А то нет. Натренировались у себя в тундре долгими полярными ночами!
– О-о-о! Витенька! О-о-о!
Спасибо Вите, что хоть он не проронил ни звука.
– О-о-о-о-о… – с постепенным затиханием.
В купе наконец-то воцарились покой и блаженство, которые каким-то образом перетекли и в меня. Снова горячий шепот! Я вздрогнул.
– Ничего, Витенька… Не горюй! С такой машинкой, как у тебя, мы нигде не пропадем!
Вот это верно. Главный инструмент в хозяйстве всегда при них.
Значит, и за них могу быть спокоен? Я начал засыпать под уютное покачивание. По коридору мимо, как дуновение ветерка, пронеслось: тихий, но довольно уже напористый басок лопоухого, хохоток красавицы. И за них, стало быть, можно быть спокойным? Все. Я рухнул в сон.
Проснулся я в купе, освещенном неподвижным солнцем. Стоим? Видно, мои добрые ангелы не решились даже меня будить. Я сладко потянулся, выглянул в коридор: из вагона выходили последние пассажиры. Я быстро собрался. На ходу увидел, что я, оказывается, не последний: в своем купе крепко спал лопоухий… Счастливец!
– Я думал, ты навсегда решил остаться! – усмехнулся проводник.
– Нет. Все… Спасибо вам.
– Помни мою доброту! – проговорил он почти величественно.
По-моему, он уже маленько зазнался. Сказать? Сказать ему, что ничего на самом деле не было, и, кстати, взять мой билет, с двадцать первого места? Ладно уж… Пусть все остается! Не буду счастье разрушать!
– Главное – ты помни! – сказал я. Мы неожиданно обнялись.
Я шел по платформе и вдруг впереди в толпе увидел ее! Она шла одна типичной раздолбанной походкой манекенщицы, так бодая воздух бедрами, что глаз не отвести. Вот она, моя Мария Магдалина! Раз уж у меня так хорошо получается – спасу и ее! Не одних же легионеров должен я обращать к добру. Я прибавил ходу и почти уже догнал ее, но тут вдруг перед ней возникли мои омоновцы. Они вежливо расступились, пропуская ее, и вдруг взяли ее за руки с обеих сторон. С разбегу я чуть не налетел на них.
– Так… Где же хахаль-то твой? – глядя на нее, усмехнулся усатый.
И повернулся к напарнику. – Пойди разбуди его.
Тот пошел к нашему вагону. Усатый тем временем спокойно обшмонал ее, вынул из сумки стеклянную трубочку с таблетками, встряхнул перед правым глазом.
– Этим, что ли, угощаешь? – спросил он.
– Это я сама употребляю! – неожиданно дерзко и хрипло проговорила она.
Из вагона показался напарник со встрепанным лопоухим 'счастливцем', изумленно хлопающим себя по карманам.
Да, видно, Мария Магдалина еще не созрела для святых дел, а мир еще далек от совершенства. Я вошел в вокзал.
– Милок! С тобой вроде ехали?
Я быстро обернулся. Царь-горох!
– С чемоданом-то не поможешь ли? Да тут недалеко!
Вот она, моя Мария Магдалина!
– Горохом-то угостишь?
Я шел с тяжелым чемоданом, вздыхал: вечно ты влипаешь в истории!
Потом я усадил старичка в трамвай, распрямился с облегчением – и понял вдруг:
– А ты не так прост, парень! Ты ведь рассказ написал!
Да, скромно скажу, удалось самое главное: сумел выучиться ремеслу, позволяющему все вокруг превращать в золото.
Когда я был в Африке, то даже не удивился тому, что самые сладкие финики растут на берегу соленых озер, фактически – из горько-соленой воды. Не удивился, а обрадовался: совпадает! Полностью совпадает – с тем, что выстрадал и понял я сам: самое сладкое растет из самого горького. Помню, наш автобус стоял на низком песчаном берегу соленого озера, оставшегося от древнего моря, ранняя заря красила рябую воду в розовый цвет. Когда солнце поднялось и свет стал обыкновенным, вода осталась розовой – оказывается, то
