Договорщики наверняка забрали все, что могли унести.
Они посидели в тишине, наслаждаясь теплом костра.
— Помнишь Жэма Гримо? — спросил вдруг Каммель.
— Да, часто вспоминаю, — признался Тайбард и внимательно посмотрел на друга. — Ты же не любил его?
— Я этого не говорил.
— Он был ригантом. Ты всегда их ненавидел. Я однажды сказал, что твоя бабушка из ригантов, так ты чуть драку не затеял, помнишь?
— Я был мальчишкой! — возмутился Каммель. — Но старик Жэм мне всегда нравился. Помнишь тот день? Я думал, что такое бывает только в сказках. Смел всех стражников, стащил Мэв прямо с костра… — Каммель вдруг резко оглянулся на ротных поваров. — Помираю с голода, — заключил он.
— Еще не готово.
— А очередь уже собралась.
— Давай подождем Банни. Он должен скоро прийти.
Снова наступила тишина. Тайбард глядел на всполохи пламени, вспоминая день, когда Жэм Гримо помешал казнить Мэв Ринг. Такое невозможно забыть. Одинокий ригант ради спасения любимой выступил против всех. В тот день Жэм казался неуязвимым великаном. Шутя раскидав стражников, он выхватил огромный меч и убил трех рыцарей Жертвы. С Мэв на руках ему почти удалось добежать до верхних ступеней лестницы ко входу в собор. Но подоспели стрелки. Тайбард вырвался из толпы, кинулся на ближайшего, сбил ему прицел. Когда выстрелили остальные, Жэм обнял Мэв, заслонив ее от пуль. Весь залп пришелся по нему.
Гибель героя. Такое не забыть даже в разгар войны, в океане смерти.
— Пришел наконец-то, — воскликнул Каммель, вскочив на ноги.
Невдалеке показался стройный силуэт Банни Ахбайна. Он торопливо подошел, сел на корточки и протянул руки к огню.
— Вы не поверите!
— Что случилось? — спросил Каммель.
— Лорд Ферсон вызвал Серого Призрака на дуэль. Завтра они стреляются.
Мулграв хорошо знал, что Гэз Макон не из тех, кто легко теряет голову. Он был импульсивным, но редко шел на поводу у собственных чувств. Теперь, когда его охватила холодная ярость, он молча мерил шагами закопченные руины, некогда принадлежавшие мятежному графу. В золотистых волосах отразились отблески костра, и на мгновение Мулграву показалось, что перед ним — тот же неестественно красивый мальчишка, которого когда-то далеко на севере, в землях Мойдарта, он обучал военному искусству. Он окреп за годы военной службы, но оставался стройным, хотя с лица исчезла свежесть юности. Но, в двадцать с небольшим, Гэз четыре года провел на войне. Его лицо осунулось, взгляд разноцветных глаз стал еще острее. Маленький белый треугольник шрама резко выделялся на загорелой щеке. Гэз снял расшитый серебром серый камзол и бросил его на сломанный диван. Воротник и манжеты его белой рубашки были покрыты пятнами от порохового дыма.
Мулграв окинул взглядом полуразрушенное здание. Одну из стен снесло пушками, остальное довершил пожар. Здесь, в дальней части дома, кое-где сохранился потолок, ничуть не мешавший ветру заметать снег в комнаты. Очаг сохранился, и в нем постоянно горел огонь.
У стены стояло несколько стульев. Мулграв взял один из них и сел на него верхом, опершись локтями на спинку.
Вдруг Гэз обернулся к нему:
— Каким идиотом надо быть, чтобы в такое время вызывать на дуэль?
— Да, это странно, — пожал плечами Мулграв. — Вы действительно назвали его трусом?
— Мы с вами давно знаем друг друга. Как вы думаете? Мулграв покачал головой:
— Что вы ему сказали?
— Я спросил, почему его уланы не пошли в бой. Враг отступал, позабыв о построениях. Ферсон разгромил бы их одним ударом. Однако он остался на месте, и очередная битва закончилась ничем.
— Что он ответил?
— Что плевать хотел на оскорбления жаждущего славы попугая, — ответил Гэз и улыбнулся, слегка успокоившись. — Что это за штука такая, «попугай»?
— Пестрая южная птичка, сир. И что вы ответили?
— Сообщил ему, что если бы моя кавалерия последовала его примеру, то нам пришлось бы отступить.
— Значит, вы все-таки намекнули, что у него кишка тонка?
— Ну разумеется, у него кишка тонка. Это вся армия знает.
— Но ему хватило духу вызвать вас на дуэль.
— Да, но не сразу. Вызов передали на следующий день. Все произойдет завтра в полдень. Мы стреляемся.
— Сир, вы выбрали пистолеты? — удивился Мулграв. — Я думал, что вы… предпочитаете холодное оружие.
— Да, предпочитаю. Но секундант Ферсона сообщил мне, что лорд ранен в плечо, и спросил, не возражаю ли я против пистолетов. Что за бессмыслица! — воскликнул Гэз. — То-то Люден Макс посмеется, когда услышит. — Гэз Макон взял стул и скинул высокие верховые ботинки. На одном из носков была дыра, сквозь которую виднелись пальцы. — Попугай, да? У нас многие фермеры одеваются лучше меня. Он посмотрел Мулграву в глаза:
— Будете моим секундантом?
— Разумеется, сир. И прошу вас, избегайте великодушных поступков.
— Каких, например?
— Не пытайтесь ранить его. Стреляйте прямо в сердце. Гэз вздохнул:
— Но я не хочу его убивать, Мулграв.
— Меня беспокоит не ваше желание. Раненый может быть опасным, а я предпочел бы скорбеть на его похоронах, а не на ваших.
Мулграв умолк. Гэз снова натянул ботинки и подкинул хвороста в очаг.
— Мулграв, вам не кажется все это странным?
— Что, сир?
— Известный трус вызвал меня на дуэль и потребовал пистолеты. На мечах я бы ранил его, и ничья честь бы не пострадала. Пистолеты — другое дело. Вы подтвердите, ничтожнейшее огнестрельное ранение может стать смертельным. Более того, не следует забывать о Винтерборне.
— О Винтерборне?
— Да, я забыл сказать, он секундант Ферсона.
— Я и не знал, что лорд Ферсон так близко связан с Искупителями.
— Я тоже.
Мулграв встал и подошел к разрушенной стене. Снаружи сыпал снег, дул промозглый ветер. Равнину озаряли сотни костров. Фехтовальщик поежился. Слишком много таких костров он видел в последние годы. Он убрал со лба седые волосы, вернулся и подложил в очаг полено. Гэз прав: в этой дуэли никакого смысла. Зачем Винтерборну понадобилась дружба такого труса, как Ферсон? Мулграв снова прокрутил в голове все, что услышал. Если Ферсон так оскорбился, то почему отложил вызов на следующий день? Зачем ждать? Мысли перескочили на графа Винтерборна. Он всегда внушал фехтовальщику инстинктивное отвращение. Его Искупители совершали чудовищные преступления. И, что хуже всего, король попустительствовал им, не подвергая их поступки сомнению. Мулграв ненавидел убивать, но до сих пор оправдывал себя тем, что борется на стороне правых. Однако в этой войне не осталось ни правых, ни неправых, ни плохих, ни хороших. Обе стороны совершали немыслимые зверства.
— Как ваше плечо? — спросил Гэз.
— Зажило, сир.
— Хорошо. Мне не хватало вас, Мулграв. Я рад, что вы вернулись.
