Гарри Кумбс с его мрачными предсказаниями также мало беспокоил меня.
К октябрю я знал о сержанте Эдвардсе больше, чем его жена. Но он проявлял исключительную осторожность. Я начал уже беспокоиться. Я не знал, что буду делать после того, как покончу с ним — но мне хотелось побыстрее расквитаться, а потом уж решить, что делать дальше.
В начале ноября резко упала температура, и пошел дождь со снегом. Эдвардс вечером поднимался по ступенькам своего дома, боясь поскользнуться, спрятав подбородок в меховой воротник. Он не заметил отрезка железной трубы, которой я ударил его по голове в тот момент, когда он протянул руку с ключом к двери. Когда я устал бить его железной трубой, я скатил его с крыльца на снег, еще несколько раз ударил и пошел домой. Эдвардсу повезло. Случайный прохожий наткнулся на него еще до того, как он замерз насмерть.
Утром, еще в темноте, полицейский автомобиль приехал и отвез нас с отцом в участок. Отец спрашивал полицейских, что случилось, но они молчали. Время от времени отец искоса поглядывал на меня.
В полицейском участке Муллен взялся за меня всерьез. Он думал, что напугает меня и заставит отвечать на его вопросы. Прошло столько месяцев, а он так ничего и не понял. Я просидел перед ним, улыбаясь, двадцать минут. Наконец отец не выдержал и спросил Муллена, на чем основываются его подозрения.
Это привело начальника полиции в ярость. Он помахал пальцем перед носом отца и сказал, что в городе завелся дикий зверь и надо выбирать одно из двух: или посадить его на цепь, или увезти его из города. Лучше уезжайте, подчеркнул Муллен. Так будет спокойнее для всех.
Я чуть было не рассмеялся, но увидел отцовское лицо. Он сдался. Я не мог понять этого. Ведь начальник полиции был бессилен — никаких доказательств у него не было.
По дороге домой отец устало сказал мне, что когда-нибудь я пойму, что нужно уметь жить с людьми. Я не понимал его. Он говорил еще о чем-то. Мне стало жаль его. Он не выдержал. Он сдался.
Я не поверил своим глазам, когда перед нашим домом появилась на табличке надпись «продается». Полиция сумела заставить отца уехать из города. Мне стало ясно, что отец мой — слабый человек.
Тем же вечером я ушел из дома. Я знал, что сумею прожить, не обращая внимания на мнение окружающих. Отец не смог, а я смогу.
Я ушел, чтобы уже не вернуться.
Нужно было срочно сменить автомобиль. Как только у моего толстенького мексиканского гида пройдет испуг, язык развяжется, и у полиции появится описание «форда» и его владельца.
Шоссе 80 уходит из Эль-Пасо на восток длинной прямой полосой. Меня никто не догонял, и всего лишь несколько встречных автомобилей попались по пути. С полей по обеим сторонам шоссе начал подниматься туман. — Видимость ухудшалась. Мне нужно было отъехать от Эль-Пасо как можно дальше, но, если туман усилится, мои планы могут рухнуть.
Большинство заправочных станций было закрыто. Увидев освещенную открытую заправку, я сбавил скорость. Но, поборов искушение, снова нажал на педаль газа и промчался мимо. Если я уведу машину дежурного по станции или стоящую на ремонте, а «форд» просто оставлю, полиции будет несложно меня найти. Необходимо найти место, где можно сбросить «форд» с утеса или что-нибудь в этом роде. Но прежде всего надо свернуть с шоссе 80 на какую-нибудь другую дорогу. Сортир в женском общежитии не пользуется такой популярностью, как это шоссе, даже после того, как были построены новые автобаны между штатами.
В дюжине миль от Ван-Хорна от шоссе 80 ответвляется шоссе 90 и уходит на юг. Я решил свернуть на него. Нельзя было рассчитывать на то, что Джимми будет лежать в своей кровати, с головой накрывшись одеялом, вечно. Не исключено, что уже сейчас полиция разыскивает странного вооруженного туриста.
Я старался не заснуть и несколько раз съезжал на обочину, останавливался. Но все же через час с небольшим я свернул на шоссе 90.
Я решил, что как только мне попадется мотель с автомобилем на стоянке, я проеду мимо, выйду из своего «форда», вернусь, заворочу провода зажигания и на новом автомобиле отправлюсь дальше. Будет трудно найти какую-то связь между «фордом» и угнанным автомобилем, особенно если спрятать «форд» подальше от шоссе.
Я проехал по шоссе 90 не более двадцати миль — ночь была черной, как подмышки у негра, — и внезапно увидел в зеркале пару мощных фар. Через минуту над ними замигал красный маячок. Полицейский автомобиль ехал за мной, по-видимому, с выключенными фарами, иначе я заметил бы его раньше. Я взглянул на спидометр. Шестьдесят пять миль в час. Со скоростью все в порядке.
Полицейский автомобиль не включал сирены, просто обогнал меня, будто я стоял на месте, и прижал к обочине. Мне пришлось с силой нажать на тормоза, чтобы не врезаться. Я сразу увидел, что это не обычный патрульный автомобиль, покрашенный в два цвета.
Когда полицейский подоспел к машине, я уже опустил стекло и приготовил водительское удостоверение, в которое было вложено двадцать долларов. Я видел очертания фигуры полицейского, но лицо под техасской шляпой было в тени. Мне показалось, что он обращает гораздо больше внимания на то, что находится внутри моего автомобиля, чем на документы. Затем он обошел машину и осветил фонариком регистрационный номер.
Он снова подошел ко мне и вернул удостоверение. Двадцать долларов исчезли.
— Проедете по шоссе четверть мили, — сказал он; голос его звучал так, будто он ел металлические гайки на завтрак. — Свернете направо на первой же развилке. Сто пятьдесят футов — и перед вами будет белый забор. Там остановитесь. Я поеду за вами. — Он повернулся и пошел к своему автомобилю. Я не успел сказать ни слова.
Если этот сукин сын считает, подумал я, что может взять мою двадцатку и после этого оштрафовать меня за превышение скорости, придется поучить его правилам хорошего тона.
Он проехал немного вперед, чтобы пропустить меня, и я выехал на шоссе. Я был внимателен, но чуть не проехал мимо развилки. Повернув на грунтовую дорогу, я решил было, что ошибся, но увидел, что полицейский повернул вслед за мной. Впереди показался белый забор. Я подъехал к нему, свернул влево и остановился.
Настроение мое становилось все хуже. Я терял такое ценное для меня время. К тому же попал в тупик. Я начал было разворачиваться, но увидел, что патрульный автомобиль въезжает на поляну задним ходом, перекрывая мне выезд.
Внезапно я все понял.
Одноцветный автомобиль без знака полицейской службы на борту, отсутствие сирены, тупик, в который он меня загнал…
Я выключил двигатель и фары, достал из ящичка фонарь. Вышел из машины.
Услышав треск веток под ногами полицейского, я включил фонарь и направил на него. Он замер. В руке у него был револьвер. Костюм его отдаленно, лишь цветом, походил на полицейский мундир, Этот подлец был таким же полицейским, как я.
Он поднял револьвер и выстрелил в меня в то самое мгновение, когда прозвучал мой ответный выстрел. Он повернулся, будто собираясь бежать, поэтому я выстрелил ему в лодыжку. Он рухнул в кусты, и его револьвер отлетел далеко в сторону.
Когда я снова направил на него свет фонаря, то увидел, что даже если бы у него в руках был пулемет, это ничем бы ему не помогло. Он двигался рефлекторно, уже мертвый. Яркий свет фонаря осветил маленькое темное отверстие прямо между его глаз. У малокалиберного кольта нет такой убойной силы, как у револьвера калибра 0,38, но при точном попадании убойная сила не нужна.
После грохота выстрелов над поляной повисла тишина. Я подошел к автомобилю бандита — тоже «форд», но совсем новый. Я достал из кармана трупа ключи от машины, сел за руль. Судя по звуку, двигатель был не «фордовский».
Я включил фары обоих автомобилей и открыл багажники. Погрузил свои вещи в его багажник, а его имущество — в багажник моего бывшего «форда». Снял номерные знаки с обоих автомобилей и с помощью стамески и молотка порубил их на мелкие части. Потом снял красный маячок с крыши нового «форда»; отверстие в крыше машины я закрыл черной изоляционной лентой, цвет которой сливался с окраской.
