– Да что вы такое вытворяете, черт побери? У вас же помещения всегда были в это время дня!
– Ничем не могу помочь. Все сдано в аренду. Вот документики.
– Так, ребята, поехали домой. Будем работать в спокойной обстановке.
В съемной квартирке Светланы и Алексея они сидели на полу по-турецки, пили зеленый чай и слушали кассету за кассетой. Мебели практически не было, ребята спали на тоненьком матрасе. Стены с ободранными обоями Светлана постаралась завесить плакатами и афишами с портретами знаменитых фигуристов.
– Значит, так, мои дорогие. Ситуация у нас наисложнейшая. Выкладываться нам придется раз в десять больше, чем обычно. Сейчас главное – отработать элементы. Свет, ты почему прыжки не докручиваешь?
– Лев Николаич, не знаю, разладилось что-то. Может, после того как плечом ушиблась, замах руками недотягиваю.
– Ну-ну, подтянем. С музыкой что будем делать? Давайте, не мудрствуя лукаво, для обязательной возьмем что-нибудь бодренькое из Штрауса, чтобы голову особенно не ломать. А для произвольной какие будут идеи?
– Может, скомпилируем отрывки из «Лебединого озера»? Русский стиль, русский балет – на мировом первенстве прокатит, я думаю, – подкинул идею Алексей.
– А сравнения с балетом не в свою пользу не боишься? – поинтересовалась Светлана.
– Этому спору уже больше тридцати лет. Начиная с эпохи Протопопова.
– Ой, мамочки... – Света вдруг заливисто расхохоталась.
– Что с тобой? – удивленно воскликнули мужчины.
– Ой, смехунчик напал, – всхлипывая, говорила девушка. – Я представила, как ты и я, оба в пачках, на носочках танец маленьких лебедей изображаем. Может, показательные такие сделать?
– Свет, с таким подходом мы до показательных просто не доберемся.
– Ладно, ребята. Я подумаю над Чайковским. Встречаемся вечером на льду. Постарайтесь поспать сейчас. Переходим на ночной образ жизни. – Костышин откланялся, оставив ребят одних.
– Тихий час, тихий час! Укладываемся в постельку сейчас! – радостно прощебетала Светлана. – Я, чур, первая в душ пойду!
– Ни за что! В душ – только вместе! – Алексей тоже развеселился.
Его руки заскользили по точеному телу девушки. Нежно целуя ее несколько пышноватую для фигуристки грудь, он совершенно забыл о той паре лишних килограммов, которые так мешают ему при поддержках.
– Девочка моя прекрасная, – шептал Алексей на ушко Светлане. – Все у нас получится, все у нас будет прекрасно.
Чуть позже, когда утомленная от любовных игр Светлана заснула у него на плече, Алексей серьезно задумался. Очевидно было, что, к сожалению, их совместимость в личном плане не перешла пока в совместимость спортивной пары. С Артемовой Алексей катался практически вслепую: не надо было следить глазами за ее движениями, они были слажены как шестеренки хорошо смазанного часового механизма. С Рудиной приходилось тратить колоссальные усилия на выработку этой партнерской слаженности. Господи, ну почему, почему он вдруг решил, что поменяться партнершами – это прекрасная идея? Его покорило, как нежно Светлана смотрит ему в глаза, как покорно она льнет к нему в постели, как трепещет ее прелестное тело под его ласками. Черт, но и терпеть тон Инги – всепроникающий, командный – от спортивный тренировки до постели было больше невозможно. Алексей даже сам не отдавал себе отчета, что Светлана ему бесконечно дорога еще и потому, что знает его успешным, одаренным спортсменом, а не маленьким мальчиком из провинции, мать которого работает уборщицей, а об отце лучше совсем не вспоминать. В общении с Ингой он всегда себя чувствовал приблудным щенком, которого отогрели, накормили, посадили рядом с собой на диване, обращаются очень ласково, но ни на секунду не дают забыть о том, что настоящей родословной у него нет.
Никита Онисимов не искал легких путей. А ходить по сложным не умел пока – катастрофически не хватало опыта. Вот Денис Андреевич предложил поговорить с большими шишками из Федерации фигурного катания или из Госкомспорта, а как к ним подступиться? Хорошо Щербаку, он опер, может с любым незнакомым человеком заговорить и подход найти и узнать все что нужно, а этот человек может и не догадаться, что его на самом деле допросили и сняли с него показания. Поработать бы с ним, посмотреть, как это делается... Но в напарники Никите достался вечно жующий Макс, совсем не оперативник, который даже на улицу почти не выходит, только и знает, что сидеть за компьютером.
Конечно, и из компьютера можно что-то выжать, если насобирать побольше информации, проанализировать, потом еще подсобрать и снова проанализировать... И все же Никита считал, что никакой компьютер не заменит разговора с живым, знающим человеком.
Интуиция подсказывала ему, что лучший источник информации – Фадеичев. Во-первых, он самый главный спортивный босс, а значит, за ним последнее слово, что бы там ни нарешали в Федерации фигурного катания, во-вторых, Фадеичев «крестный отец» пары Артемова – Панов, значит, они ему небезразличны и решать их судьбу он будет не сгоряча, а сознательно, а в-третьих, по версии того же Макса, Панов может быть подручным Фадеичева в обирании игорных домов, и об этом тоже не мешало бы разузнать подробнее.
Но Фадеичев наверняка тертый калач, с журналистами общается постоянно и регулярно, а значит, раскусит Никиту в два счета. Хорошо, если обойдется без скандала. Но нужных сведений не видать точно...
Целый день Никита ломал голову над тем, что же, собственно, делать. И интуиция снова подсказала решение. Никита даже загордился: с такой интуицией из него обязательно выйдет выдающийся сыскарь.
А решение родилось вот какое: говорить нужно не с самим Фадеичевым, а с человеком очень к нему близким по работе, но не избалованным вниманием репортеров. И таким человеком вполне может быть секретарша Фадеичева. В конце концов, секретарша всегда в курсе всех дел шефа. Никита почему-то был уверен, что у Фадеичева именно секретарша, а не секретарь.
С этим Никита помчался к Максу, в данном случае компьютер вкупе с компьютерным гением как никто другой могли ему помочь. Макс без особого труда влез в сервер Госкомспорта, добрался до отдела кадров и вытащил личное дело Богдановой Марии Петровны. Как явствовало из дела, Мария Петровна работала в Госкомспорте с той самой даты, что и Фадеичев. И если он перетащил ее с собой с прежней должности, то доверял ей.
В личном деле была и фотография Марии Петровны, и Никита, вооружившись ею, занял пост у главного входа в Госкомспорт. Пришел он около пяти, к концу рабочего дня, и мерз в результате до начала восьмого. Уже начал переживать, не слегла ли с гриппом Мария Петровна? Но в половине восьмого скатился с крыльца Фадеичев, уселся в лимузин с шофером и отбыл, а еще через пятнадцать минут появилась и секретарша.
Никита, мысленно перекрестившись, помчался ей наперерез, моля Бога, чтобы она не спешила домой к внукам (Марии Петровне, как следовало из личного дела, было слегка за пятьдесят – самая пора нянчить внуков), не торопилась на важную встречу или еще куда-нибудь.
– Мария Петровна! – Никита перехватил секретаршу на стоянке. Она уже открыла дверцу белой, припорошенной снегом «девятки» и, обернувшись, с недоумением разглядывала незнакомого молодого человека. Никита показал ей пластиковую карточку со своей фотографией и жирной надписью «Пресса» (два часа потратил на изготовление). – Меня зовут Никита, я журналист. Наш журнал называется «Города», слышали, наверное?
– Нет.
Немудрено, что не слышала. Никита сам нарвался на этот журнал совершенно случайно, у знакомого увидел. Журнал некоммерческий, выходит до смешного маленьким тиражом и распространяется бесплатно. Кто и зачем его делает, Никита понятия не имел и рассчитывал, что Богданова тем более понятия не имеет.
– Я очень хочу с вами поговорить, – выпалил Никита. Женщина все еще не понимала, в чем дело, но уезжать не торопилась. – Я хочу взять у вас интервью. Понимаете, я готовлю материал о секретарях, людях вашей профессии. Знаете, сколько в Москве секретарей? Почти полмиллиона. Можно сказать, что Москва –
