Он сказал эту крамолу неспроста: выявлял доносчиков, провоцировал. Собравшиеся не знали, что все кляузы и ябеды будут перехвачены и неизбежно лягут полковнику на стол. Здесь, на трофейном эсминце, все было устроено на манер замкнутого контура, наружу не просачивалось ничего, чего не захотел бы пропустить полковник. На берег не пускали категорически, все жили прямо здесь; связь с большой землей была возможна только по радио.
– Почему эсминец, товарищ полковник? – осведомился майор.
Жаворонок удивился:
– По-моему, это очевидно. Это же готовая лаборатория, с оборудованием. Автономная, обособленная, практически неприступная. Захватить такое – все равно что захватить оружейный завод... и заставить работать на нашу оборону.
– А какова опасность получить опасную для здоровья дозу облучения?
Полковник вздохнул:
– Это не
– Вопрос недостаточно изучен, – озабоченно напомнил второй подполковник.
Эта тема была неприятна Жаворонку.
Ему нравилось быть на коне, но он не был в восторге от специфики среды. Конечно, партия снабдила его и команду антидотами, но опять же – вопрос изучен плохо...
Внезапно он почувствовал себя беззащитным.
Кто он вообще такой?
Для всех здесь присутствующих он – Иван Иванович.
Формально – ноль.
И они – не для него, конечно, а друг для друга – Сергей Сергеич, Степан Степаныч, Олег Олегович... Пешки, здоровье которых – величина достаточно ничтожная, чтобы ею пренебречь.
С трудом отогнав мрачные мысли, Жаворонок уселся за стол, разложил перед собой бумаги.
– Степан Степанович, – обратился он к одному из подполковников. – Вы докладывали, что инвентарь разукомплектован...
– Это общее мнение, – кивнул Степан Степанович. – Мы провели ревизию и выявили нехватку многих ключевых ингредиентов. По-видимому, немцы их просто-напросто израсходовали.
– Понимаю. Называйте по пунктам, медленно и разборчиво. Я дам заявку, и в скором времени вы получите все. Не стесняйтесь в запросах. Партия удовлетворит любые ваши требования – был бы результат.
Подполковник завел глаза, чуть подумал и начал перечислять. Временами ему подсказывал коллега по званию; капитан и майор сидели молча.
Началась вторая, техническая часть совещания.
...Сережка и Соломон продолжали ждать появления резиновой хари, возможно, с хоботом, но их навещали одни «санитары». Ожидание затягивалось, и оба постепенно приходили в недоумение – тем более что пространство, их окружавшее и невидимое из-за стен, постепенно оживлялось.
Оно наполнялось дикими воплями, судорожным кашлем, звуками рвоты.
Это было до боли знакомо.
Часть шестая
КРУГИ НА ВОДЕ
Глава двадцать пятая
ИСТИНА В ВИНЕ
Будучи отозван из Калининграда в Питер, Никита Владимирович не ждал для себя ничего хорошего.
Ему предписали явиться в мундире. С полной, так сказать, выкладкой.
Мундир следователь надевал лишь по торжественным дням – преимущественно на разного рода закрытые собрания с участием президента, министра юстиции или директора ФСБ. «Разборы полетов», как правило, не требовали парадной формы одежды.
Никита Владимирович ожидал увидеть Клюнтина тоже облаченным в генеральскую форму, но генерал- майор встретил его одетым как обычно, даже немного неряшливо.
Он – вопреки обыкновению – не предложил ему сесть.
В последовавшей беседе Клюнтин ни разу не обратился к нему ни по имени-фамилии, ни по званию.
Никита Владимирович стоял навытяжку и поначалу обливался потом, но спустя какое-то время перестал. На него навалилось апатичное безразличие к происходящему.
Повесился подследственный – ну и что?
Пусть даже свежеперевербованный агент.
Такое случается.
Насколько понимал Никита Владимирович, хозяевам смерть Красавчика была даже на руку – еще один рот заткнется.
Последний, похоже...
Ну, комбинация накрылась, это да, – и что?
Тоже впервые?
В оперативной работе неизбежны проколы, а здесь даже не прокол – просто несчастливое стечение обстоятельств.
Все это так, если у руководства нет личного интереса. А он, очевидно, имелся, и Никита Владимирович уверялся в этом все прочнее.
– Куда вы смотрели? – негромко спрашивал генерал-майор, изучая собственные ногти. – Вам что, не хватает средств видеонаблюдения?
– Человеческий фактор, товарищ генерал-майор, – твердил следователь. – Я хорошо изучил старика. Он всеми правдами и неправдами цеплялся за жизнь. Сколько себя помнил. При этом он исходил из ортодоксальных религиозных воззрений. Его осматривали врачи – никаких признаков депрессии, чреватой суицидом...
– Что же вы мне мозги пачкаете всякой хренью, – сокрушенно отозвался Клюнтин. – Какие, к чертовой матери, религиозные воззрения? Может быть, нам привлечь к делу гадалок и колдунов?
– Возможно, и стоило бы, – с неожиданно прорвавшейся наглостью парировал следователь. Он сообразил, что терять ему нечего. – У нас, насколько я знаю, существует специальный отдел.
Клюнтин покачал головой:
– Не тем у вас голова занята...
– Он много говорил о своем Боге, с которым якобы общается напрямую, – с некоторой горячностью пояснил Никита Владимирович. – И Бог повелевал ему выживать, несмотря ни на что.
Генерал-майор поерзал в кресле, откинулся на спинку, ослабил узел и без того уже полураспущенного галстука.
– Вот как? Интересно. Человек напрямую общается с Богом – вас ничто не настораживает?
Следователь мгновенно понял свою ошибку, но было поздно.
– По-вашему, непосредственное общение с Богом – нормальное явление? – вкрадчиво спросил Клюнтин.
Риторический вопрос.
Все уже понятно.
– Какие врачи?! – взревел Клюнтин и ударил кулаком по столу – Где вы нашли этих медиков? Нормальный врач, когда он слышит, что человек напрямую беседует с Богом, укладывает его на койку, привязывает и колет химией, пока беседа не прекратится! И даже врачом быть не нужно – при минимальном количестве мозгов можно догадаться, что перед тобой сумасшедший! Как можно зевнуть такую очевидную вещь?
– Тем более незачем сокрушаться, товарищ генерал-майор, – не сдавался Никита Владимирович. – Если он был психом, так на кой он нам сдался? Зачем нам безумный агент? Даже хорошо, что все так разрешилось... Он мог набредить что угодно...
