– Бред бреду рознь! Надо уметь отличать зерна от плевел! Когда мы вводим психотропные препараты, человек тоже сходит с ума, но в то же время дает нужные нам показания! Вы выплеснули ребенка вместе с водой!..
Следователь смотрел на генерала немигающим взглядом. Старый хрыч по уши увяз в каком-то дерьме, иначе не стал бы так разоряться.
– Что теперь? Кого и где нам искать?
– Он сообщил достаточно, чтобы можно было раскручивать, и этим уже активно занимаются.
– Какого черта! Вы загубили живца!
– Никто бы уже не поймался на него после того, как он побывал у нас...
– Это не ваша забота! Куда вы лезете? Впрочем, вы уже больше никуда и никогда не полезете...
Генерал-майор вдруг выскочил из-за стола, просеменил мелкими шажками к Никите Владимировичу. Тот невольно отпрянул, ожидая невиданного – мордобоя. Но никто не стал его бить.
Клюнтин сорвал с него погоны и отступил на шаг, словно любуясь содеянным.
– Что с вами разговаривать... убирайтесь. И оружие на стол! Поступайте в санитары, в дурдом... ума набираться. Глядишь, и в фельдшеры выбьетесь. Свободен!
Он вернулся за стол и уткнулся в бумаги, не обращая больше никакого внимания на Никиту Владимировича.
Тот повернулся совсем не по-военному и вышел из кабинета, ни слова не говоря. В коридоре снял изуродованный китель, перебросил его через руку. В таком вольном виде он миновал пост охраны, вышел на улицу, окунулся в уже почти осенний день.
За руль садиться не стал, охваченный бесшабашным отчаянием: нет погон – хрен тогда с ним, с автомобилем, пусть стоит, пусть рушится все остальное.
Прошел шагов двести; без колебаний, не замедляя шага, рысцой спустился в дрянной подвальчик- разливуху. На него уставился десяток мутных глаз: пускай без кителя, а все-таки власть. Бармен невольно съежился и чуть втянул голову в плечи.
– Двести и запить, – коротко уронил Никита Владимирович.
– Чем будете запивать? Минералка, сок, лимонад, пиво?
– Пиво. Двести коньяка, не водки, – поправил он бармена, видя, как тот взялся за литровую бутылку «Столичной».
– Лимон желаете?
– Не желаю.
Захватив стаканы, следователь прошел к липкому, изгвазданному столику, автоматически выбрав тот, из-за которого можно было видеть входную дверь. Маханул стакан в два глотка, отхлебнул пива, закурил и уставился в одну точку.
Ладно, товарищ генерал-майор. Коль скоро вам угодно рвать погоны за провинности, которые в худшем случае приводят к строгачу с указанием на неполное соответствие, то будь по-вашему. Что же вы такое натворили, если поставили все на слабоумную жидовскую рожу?
Никита Владимирович имел об этом некоторое представление.
И не собирался оставлять сегодняшние события без последствий.
В их работе кто не страхуется, тот абсолютный лох. Давно заподозрив неладное, он старательно собирал на Клюнтина компромат, дублировал в личном архиве каждый шаг, сделанный по распоряжению генерал-майора.
Следователь, возбужденный и одновременно успокоенный выпитым, обдумывал дальнейшие действия.
Месть или корысть?
Сейчас им больше руководило первое, но разум подсказывал действовать ради второго. Добиваться восстановления в прежнем статусе, пожалуй, глупо. Допустим, он застращает генерала шантажом, и погоны вернут. Но прощения ему не видать, и рано или поздно его сожрут – не за одно, так за другое.
Тогда деньги.
Тупой шантаж ради бабла.
По опыту работы Никита Владимирович знал, что, чем тупее и грубее ты поступаешь, тем труднее найти на тебя управу.
Если ты будешь вынашивать хитроумные планы в духе классического английского детектива с отравлением, то тебя обязательно вычислят. Всегда найдется кто-то поумнее. А вот если ты отправишься в спальный район и без всяких на то причин, просто так, приложишь первого встречного булыжником, тебя не найдут никогда.
Так что деньги на бочку, товарищ Клюнтин.
От мыслей его отвлек грузный выпивоха, тяжело опустившийся на скамью напротив.
– Григорий, – коротко произнес детина, протягивая ладонь.
Следователь помедлил.
Да пожалуйста, он уже не на службе!
– Никита, – он ответил на рукопожатие.
– Я возьму по сто пятьдесят, – объявил тот, не спрашивая, и снова встал.
Следователь с сомнением пожал плечами, и это было истолковано как согласие, которого, впрочем, никто не требовал.
Григорий прокосолапил к стойке, вернулся с двумя стаканами и двумя кружками. В его лапах они выглядели миниатюрными, почти наперстками.
Никита Владимирович недовольно поморщился:
– Я водку не люблю...
– Да ладно, – беззаботно отозвался тот. – Давай накатим за знакомство, а потом можно и по коньячку.
Он толкнул стакан следователю, легонько ударил своим.
– Будь здоров!
Твоими молитвами... Почему нет, черт возьми?
Следователь выпил, и Григорий вынул из кармана потертого пиджака надорванный уже пакетик с солеными орешками.
– Угощайся, друган. Чего бухаешь, случилось чего?
Никита Владимирович испытал желание все рассказать этому дебилу, как это бывает в путешествиях поездом, за бутылкой, но сдержался. Профессиональная осторожность взяла свое.
– Да так, на работе всякая хрень. Долго и неинтересно рассказывать.
– А у меня баба в загул ушла. С утра валялась в отрубе, я вышел за пивком – куда ей деваться, думаю. Возвращаюсь, а на столе записка, корявыми буквами. К фраеру какому-то навострила лыжи. Теперь на неделю пропадет, сука...
«Мне бы твои заботы», – подумал Никита Владимирович.
Он был холост.
– Повторим?
Следователь взглянул на часы: черт! Он не заметил, как пролетел целый час, а они едва ли, как ему казалось, успели обменяться парой фраз.
– Нет, – покрутил он головой. – Мне пора...
Он тяжело поднялся из-за стола. Все-таки перебрал – ну и черт с ним...
Детина по имени Григорий остался сидеть, сосредоточенно посасывая пятую по счету кружку. Он только на миг вскинул глаза, чтобы проводить Никиту Владимировича. И попытаться представить, как капелька яда путешествует по сосудам, как останавливается в мозгу и принимается за дело, начинает наращивать вокруг себя тромб.
Григорий любил свою работу, никогда не совал нос, куда не просят, и считался ценным работником. Поэтому тот факт, что двумя часами позднее его сбил грузовик, можно смело отнести к досадному стечению обстоятельств.
Глава двадцать шестая
ВРАЗНОБОЙ
