солдат должен быть всегда готов к бою. Хотя Дехтер тоже боится — боится за своих людей, которых он должен вернуть живыми домой. Радист не был зол на командира, не смотря на то, что тот его чуть не убил. Он был зол только на свою никчёмность, на свой страх, на боязнь подвести весь отряд.
Комиссар — вот кого понять не возможно. Вытянутое, почти неподвижное, как будто вырезанное из древа, лицо древесного цвета с длинными бороздами-морщинами по щекам, неподвижные бесцветные глаза, всегда строго сомкнутые губы, длинный плащ и руки, которые он, кажется, никогда не доставал из глубоких карманов своего старого плаща, делали его похожими на истукана с древнего капища. Что движет этим человеком: коммунистический морок, личная выгода, преданность вождям или жажда приключений, — нет, не понять.
А Бульбаш вообще летит домой. Полноватый, розовощёкий он похож не на спецназовца, а на добродушного фермера. Наверное, Бульбаш тоже боится...
Все боятся этой небывалой вылазки. Но каждый согласился в ней участвовать добровольно... «А чего мне бояться?» — думал Радист. — «Мне-то вроде бы и терять было нечего, а нет же, жалкая душонка всё равно боится... Хочет домой... В сытую тёплую безопасность...».
Мысли Радиста и других уновцев прервал Дехтер. Тоном, не допускающим возражений, он произнёс:
— Так. Через три часа мы будем на месте. Я не знаю, что нас там ждёт, но надо быть готовым к худшему. Всем спать, никого с открытыми глазами я не вижу...
Родионов, Рахманов и Дехтер смотрели на мигающий во тьме огонёк, переводя взгляды с иллюминатора на обзорный монитор и обратно. Даже при максимальном увеличении объект, излучавший свет в километрах десяти слева по борту, был не различим, однако не оставалось сомнения, что это — фонарь или прожектор, а не орган какого-нибудь продвинутого мутанта. Соразмерив последовательность включений/выключений света, Родионов уверенно сообщил:
— Азбука Морзе. Они просят помощи, это — сигнал «SOS»!
— Это уже Минск?, — уточнил Рахманов.
— Нет, даже не пригород, — Родионов, как бы сомневаясь, перепроверил электронные карты и ещё раз отрицательно покачал головой.
— Значит, летим дальше, — потребовал Дехтер.
— Как дальше? Мы не можем пролететь мимо поселения людей. Я думаю, ты не сомневаешься: сам по себе фонарь не отбивал бы призывы о помощи азбукой какого-то там Мурзе...
— Морзе... — поправил Рахманова Родионов.
— ...Не важно. Важно то, что там — люди.
Родионов, прокрутив запись одной из камер наблюдения назад, дополнил:
— Фонарь включился именно при нашем приближении. Думаю они среагировали на нас и сигнал посылают именно нам.
Дехтер, не меняя тембра голоса, настаивал:
— Мы не знаем, что это за люди, сколько их и какие у них цели. Зато я знаю задание: лететь в Минск и спуститься в метро этого города. А на обратном пути...
— На обратном пути мы можем уже не увидеть сигнала. Может быть, в Минске мы никого уже не застанем, а здесь — живое поселение. Если мы наладим контакт с этими, наше задание будет уже частично выполнено. Если мы наладим контакт с Минском и этим поселением, наше задание будет выполнено вдвойне. И... это поселение — недалеко от Минска, а значит, здесь могла бы быть неплохая пересадочная станция для будущих полётов в Минск...
Дехтер внимательно посмотрел на Рахманова. Он понял, что тот говорит о секретной части их задания, о возможной экспансии в Минск. Неужели и вправду планы этого штатского идут так далеко?
Дехтер вспомнил о Ментале, который так и сидел с закрытыми глазами:
— Ментал! Включи свои способности: есть там что?
— Слишком далеко, я ничего не чувствую, — безразлично ответил тот, даже не открыв глаз, чтобы посмотреть в иллюминаторы или на обзорные мониторы.
— Я прошу вас: решайте быстрее, — молил Родионов, направляя вертолёт по большой дуге.
— Опускайся, — наконец решился Дехтер.
Молох смутно помнил, как появился. Он даже не знал своего имени; не знал, что именно Молохом окрестили его создатели, нарекая в честь древнего божества, любившего человеческие жертвоприношения. Хотя его создатели и близко не представляли, что у них получится.
Трудами учёных и военных некоторых держав десятилетиями создавались программируемые нановирусы, намного более эффективные убийцы, чем их биологические собратья. Генералы, зная об успехах мировой и национальных наук в сфере нанотехнологий, ставили перед учёными своих стран фантастические задачи. Многомиллионные вливания в секретные проекты со временем стали приносить желаемые результаты.
Так был создан нановирус «Молох-23». Собственно, он не был настоящим вирусом, потому что не обладал свойствами живого микроорганизма: он не питался, не рос и не размножался. Каждая единица «Молоха-23» — это всего лишь микроскопическая структура, сравнимая с размерами больших молекул, выполняющая функцию микро-робота или катализатора. Попав в живую клетку, нановирус искал молекулу ДНК и перестраивал её аллели в определённом порядке — на этом его функция заканчивалась. А вот модифицированная клетка с изменённым ДНК становилась новым автономным живым организмом, очень агрессивным, поглощающим и перестраивающим соседние клетки. По результатам опыта заражённое существо всегда умирало, причём умирало достаточно долго и мучительно. «Прелестью» нового вируса было то, что его нельзя было убить антибиотиками или прививками, потому что он не был живым. Кроме того, боевые единицы «Молоха-23» через несколько недель после высвобождения распадались из-за контакта с внешней средой; поражённые им организмы к этому времени тоже умирали, поэтому уже через один-два месяца «обработанная» территория не представляла опасности для завоевателей.
Но всё это было лишь предположением в официальных отчётах учёных, которые не могли гарантировать результат, так как для окончания исследований лабораторные условия были недостаточны и требовались массированные испытания. На всякий случай дюжина боеголовок была начинена «Молохом- 23». И этот случай вскоре настал — ракеты с этим вирусом, а также ракеты с десятками других разновидностей мутагенных вирусов, созданных в разных лабораториях многих стран, пошли вход во время мирового сумасшествия.
Одна из боеголовок спланировала над белорусском городом Борисов. Во время приземления она развеяла над городом мириады спор. Но учёные ошиблись или врали — споры «Молоха-23» не были способны поголовно уничтожать население: почти все они погибали, так и не попав в живой организм. Ещё меньше достигло живых клеток и уж совсем ничтожное количество успело перестроить нужным образом ДНК. И всё таки сотни людей и животных в городе погибли именно от «Молоха-23», превратившись в студенистую массу. Но когда в ядерной мясорубке гиб целый город, вернее целая страна и весь мир, этих смертей никто не заметил.
Дворняга жила на заводе, питаясь отбросами с заводской столовой. Вдруг стало светло, потом жарко, потом дунул сильный горячий ветер со страшным грохотом. С крыши и стены, у которой отдыхала дворняга, начали падать обломки. Завидев этот бедлам, дворняга забилась в своё любимое место — в межфундаментную щель заводской столовой. Оттуда она наблюдала в течении нескольких часов, как рушились здания, кричали и бегали люди, многие падали замертво. С вдыхаемым воздухом в лёгкие дворняги попал «Молох-23»; несколько изменённых нановирусом клеток стали размножаться и поглощать ткани лёгких и других органов. Но в этот раз что-то пошло не по программе, заложенной создателями в их детище. Возможно из-за того, что собака была изначально больна или захваченная клетка к этому времени была уже облучена, она стала развиваться и захватывать соседние клетки как-то по другому. Мутировавшая клетка стала поглощать и переделывать клетки, которые встречались рядом, в том числе своих собратьев. Все они становились её подобием и её продолжением. Накопилось достаточное количество клеток, чтобы
