видя там, куда ещё недавно направлялись, но интуитивно чувствуя исходившую оттуда опасность.
Люди уходили, Молох был раздражён. Полтора десятка боевых щупалец проскользнули по коридору и лестнице, взметнулись над поверхностью и с большой силой ударили по отбегавшим чужакам, в самое их беззащитное место — в живот. Раньше такой удар пробивал жертву насквозь и лишал её возможности сопротивляться, но не в этот раз. Молоху ещё не приходилось сталкиваться со спецназовцами — острые концы его щупалец лишь клацнули по пластинам бронежилетов. Раздались выстрелы и Молох узнал, что оружие людей не так безобидно: шквал пуль рассекал щупальца, делая их бесполезными для нападения. Молох оставшимися щупальцами стал беспорядочно бить по телам бойцов. Одному попал в шею — подействовало, уновец упал на колени и Молох сразу же потащил его к своему телу. Он буквально всосал ещё живого спецназовца в свою пасть и сразу вышвырнул несъедобный бронежилет вслед убегавшим.
Молох был в ярости, неэкономно расходуя энергию, он наспех сформировал ещё сотню боевых щупалец и выполз наверх. У людей нет шансов — теперь он знает, куда наносить им удары.
— Это там — под руинами! — крикнул Ментал, тыкнув пальцем в центр монитора. Его глаза налились кровью, и казалось, вот-вот выпадут из орбит, — Я его чувствую! Остановись! Остановись!, — не понятно кому шептал Ментал.
Молох почувствовал сильную волну мыслей одного из людей, оставшихся в вертолёте. Это существо навязывало ему мысль: «Ты погибнешь! Ты погибнешь! Ты погибнешь!..». Он старался не обращать на это внимание, но что-то, похожее на страх, мешало ему сосредоточится. Щупальца его не слушались и медленно приближались к уходившим уновцам; удары получались слабые и неуклюжие, всё чаще автоматные очереди отшибали эти отростки. Но вот вертолёт стал подыматься, — они бросают своих, они уходят, значит они боятся Молоха и теперь ничто не помешает ему уничтожить оставшихся на земле. Большинство уновцев уже не стреляли — боеприпасы кончились, они просто бежали к вертолёту, предательски подымавшемуся вверх. Так мешавший Молоху гнетущий его сознание зов ослаб, он сосредоточился и вогнал сразу три щупальца в одного из убегавших.
Сначала два луча фар-искателей осветили огромную тушу Молоха; потом он увидел два огненных столба, отделившихся от этого механизма. Пока они приближались, Молох понял, что это что-то плохое для него, но сделать уже ничего не мог. Ракеты вошли прямо в тушу, взрывы разорвали Молоха на сотни кусочков, одновременно сжигая их в пламени. Шквал авиационных снарядов с вертолётных пушек ударил по обугленным и ещё горящим останкам, кромсая и сжигая их до конца.
Уновцев, поражённых монстром, похоронили недалеко от злополучного убежища. Тело одного и оставшуюся одежду второго положили в наспех вырытую могилу и засыпали. Поверх скудной насыпи набросали бетонных обломков. Молча проследовали в вертолёт, поднялись и уже ночью полетели дальше.
Молох-II плохо помнил, как он появился. Он помнил какой-то взрыв, до которого он был частью большого материнского тела, видел образы людей и вертолёта, которые уничтожили его прародителя. Один кусок материнского тела ракетным взрывов отбросило далеко, швырнув за бетонную плиту и это спасло Молоха-II от огня. Он терпеливо исторг из себя обожжённые и размозжённые участки, округлился и терпеливо пополз по руинам, находя и поглощая мёртвые, но пригодные к потреблению, куски материнского тела. Ему предстоит многое узнать и многому научиться, но уже сейчас очевидным является одно: люди — его враги, которых надо уничтожать.
Спустя полчаса они были над Минском. В кромешной темноте город различить было невозможно, только на обзорных инфракрасных мониторах угадывались контуры строений и руин. По картинке было понятно, что Минск поражён гораздо сильнее Москвы. Уцелела лишь пятая часть строений. Город зарастал лесом. Радиоактивный фон был значительно выше, чем в Москве. Трудно было поверить, что в этом аду тоже могли выжить люди.
Они сделали несколько кругов над северо-восточной частью города, прежде, чем Бульбаш узнал широкий проспект.
Бульбаш был белорусом. В Москву приехал десятилетним мальчиком со школьной экскурсией. Он отстал от своего класса и заблудился в переходах метро, когда начали рваться бомбы. Одноклассников и учителей он больше никогда не видел. Потом он пошёл в спецназ Полиса. Его, как «коренного» минчанина и спецназовца, пригласили в миссию. Из-за основного продукта белорусов — картофеля (бел. — бульба) его и прозвали Бульбашом.
От вида мёртвого родного города на Бульбаша навалилась тоска. Воспоминания об оставшихся здесь родителях и сестрёнке не давали сосредоточиться. Да и почти все возможные ориентиры были разрушены. Наконец, он различил на мониторах широкую полосу, поросшую кустарником, уходящую в нужном направлении. Это и был проспект Франциска Скорины — главной артерии белорусской столицы. Пролетев десяток километров южнее, они увидели ещё одну широкую полосу.
— Партизанский проспект — вслух произнёс Бульбаш.
Полетели вдоль Партизанского в направлении центра города. Впереди возвышалась чудом устоявшая до сих пор вышка сотовой связи. Пожалуй, это была единственная вышка в Минске, которая выстояла. Большинство вышек были установлены на крышах строений и поэтому рухнули вместе с крышами. Эта же, почему-то, была установлена на земле и закреплена множеством тросов-растяжек, которые не дали ей свалиться.
Опустились в метрах трёхстах от вышки, на относительно свободной площадке среди руин жилых домов — подальше от посторонних глаз. Дехтер хотел было спросить у Ментала, но последний, не открывая глаз, сам ответил на ещё не заданный вопрос:
— Этот город враждебен к нам. Кругом опасность. Но в радиусе ста метров от вертолёта и по прямой к вышке я никакой опасности не чувствую.
Дехтер резко спросил:
— Что значит «не чувствую»? Опасности нет или ты её не улавливаешь.
— Не чувствую — значит не чувствую. Если что-то почувствую, я сразу сообщу.
Ментал демонстративно отвернулся, так и не открыв глаз, дав понять, что разговор окончен.
Десять спецназовцев попарно выпрыгнули из вертолёта. Радист был в паре с Дехтером. Как только он оказался вне вертолёта, его пробрала дрожь. Не от холода. Не от вида мёртвого города. Было что-то другое — явная враждебность, явная угроза, исходившая отовсюду. Сквозь резину противогаза был слышен шелест листьев и травы, хотя ветра почти не было. Казалось, что сама природа шепчет: «Уходи отсюда, ты здесь — чужой, тебе здесь — не место. Уходи, пока жив». Вдруг где-то вдалеке раздался вопль — вопль неведомого животного или обезумевшего человека. Воплю в другой стороне парировал какой-то хриплый стон. Радисту захотелось назад, в хрупкий уют и безопасность вертолёта. Но Дехтер уже делал перебежку вперёд, и Радист, пересилив себя, побежал за ним.
До вышки добрались минут за десять. Ржавое облупленное сооружение гордо возвышалось среди руин. Спецназовцы взяли вышку в кольцо, каждый заняв определённую позицию. Радист тоже хотел занять своё место в круге, но Дехтер тронул его за плечо и показал пальцем вверх, а потом ткнул пальцем в грудь себя и Радиста. Радист опешил. Ему лезть наверх? Нет, только не это. Но потом вспомнил, что разбираться в передатчике — это его задача. Он полез по непрочным металлическим ступеням-перекладинам шаткой лестницы вслед за Дехтером. Он никогда не забирался так высоко от поверхности. От высоты его мутило. К счастью уже на 10-метровой высоте они достигли площадки, на краю которой была установлена будка.
Дехтер сжал крепче автомат. У будки, откинувшись спиной к двери, сидел человек в противогазе и противорадиационном костюме. Дехтер включил надствольный фонарь и посветил. Увидев что-то сквозь глазницу противогаза, он опустил автомат и сорвал с незнакомца противогаз. Это уже был почти скелет. Остатки засохшей плоти на черепе и длинных светлых волос подсказали, что вероятнее всего это была женщина или девушка.
Дехтер нагнулся над мёртвой женщиной, проверяя, не заминирована ли она, после чего оттащил её от двери. Радист посветил на ржавую дверь и увидел нацарапанную надпись: «Код 345». Дверь была заперта на навесной замок из нержавеющего металла. Радист подкрутил колёсики цифрового замка, введя код «345», дёрнул дужку и замок открылся. Он потянулся к ручке, желая открыть дверь, но получил жёсткий
