МОЛОХ ОСОЗНАЛ СЕБЯ. Правда Молох себя не называл никак, потому что у него не было в этом нужды.
Молох понял, что очень приятно поглощать соседние клетки и принялся с удвоенной силой это делать. Наконец, всё тело собаки превратилось в студёнистый комок. Молох огорчился — теперь ему нечего было поглощать. Асфальтобетон, на котором лежал студень, был твёрд и неприятен для переваривания.
Вдруг Молох почувствовал, что рядом лежит ещё одно тело, намного больше тела собаки. Но Молох не мог до него добраться и понял, что не все его клетки должны быть думающими. Поспешно, теряя массу и энергию, Молох трансформировал часть клеток из думающих в двигательные. Эти клетки смогли вытянутся в струйку и добраться до тела тяжело раненной, но ещё живой, девушки. Молох стал сливаться с телом девушки и поглощать его. Девушка закричала. Молох почувствовал страх и боль живого организма, и это тоже было приятно. Молох стал умным, Молох сумел создать нужную пропорцию думающих и двигающихся клеток — осознание этого тоже было приятным.
Молох пополз по заводской площади и стал пожирать мёртвые и живые тела, наращивая массу. В телах Молох научился анализировать строение и даже смог понять, как тело функционирует и движется. Самым приятным был мозг. Молох его поглощал медленно, смакуя каждый нейрон. Молох научился чувствовать живые организмы и даже их эмоции ещё на расстоянии. Молох становился совершенным, и осознание этого тоже было очень приятным. Молох захватила мысль, что он является самым совершенным и сильным организмом во Вселенной.
С помощью множества развитых органов чувств Молох увидел, что в подвале одного из зданий очень много людей и они тоже ждут и боятся. Молох полуторатонной массой пополз туда через руины. Люди были закупорены со всех сторон... за исключением вентиляционной шахты убежища, в которой был установлен фильтр. Молох не спеша сформировал железы на концах своих щупалец, на фильтр потекла кислота, которая его растворила, после чего тонкое чувствительное щупальце опустилось в убежище. Молох не спешил, он изучал живых людей. Их речь он не воспринимал, но чувствовал их эмоции, их смятение, и какую-то надежду на обычный фонарь, который они вынесли на верхний из оставшихся этажей разрушенного административного здания, в подвале которого прятались. Фонарь был соединён с автономным генератором и моргал круглосуточно. Наспех собранное местным конструктором реле задавало определённую последовательность и длительность включений — сигнал SOS по азбуке Морзе. В кромешной тьме постъядерного мира этот сигнал был виден на многие километры, — это должно было привлечь внимание тех, кто мог бы спасти этих людей. Но на самом деле этот маяк привлекал новых бедолаг, которые искали укрытие. Сначала их принимали, но потом «коренные» жители убежища стали прогонять «пришлых». Молох решал участь изгнанных, догоняя их за ближайшими руинами.
Однажды кто-то из укрывшихся решил заменить воздушный фильтр и к ужасу обнаружил, что он разрушен, а по вентиляционной шахте спускается какая-то резиноподобная масса. Щупальце наивно решили обрубить пожарным топором, но Молох схватил ближайшего мужчину за руку этим щупальцем и стал потихоньку рассасывать ладонь, постепенно вползая через шахту в убежище. Вопль мужчины и его страх были очень приятны: мужчина пытался вырваться, но Молох крепко держал его щупальцем. Двое других мужчин подбежали и стали оттягивать несчастного от массы, тогда Молох, быстро сформировав ещё два щупальца, схватил и этих мужчин.
Несколько десятков человек в убежище стали кричать, многократно увеличивая удовольствие. Молох понял, что эти люди никуда не денутся и их хватит на долго. Десятки дней Молох уничтожал этих людей, поглощая их одного за другим.
Когда в убежище не осталось никого, Молох пустил множество щупалец в поисках оставшихся на заводе мёртвых тел и живых людей. Сотни живых организмов: людей, животных, птиц пополнили его массу. Со временем он уничтожил всё живое в городе, увеличив свою массу до десятков тонн. Он по-прежнему жил всё в том же убежище. По ночам он включал фонарь и это иногда привлекало новые жертвы. Но со временем живую плоть найти было всё труднее и Молох стал питаться растениями, хотя это ему не нравилось. И всё же выползать из города Молох не решался. Для пищи ему хватало росших в городской черте и окрестностях растений и забредавших сюда животных (людей Молох уже давно не встречал). Так шли десятилетия, по привычке Молох жил всё в том же убежище, в которое вполз в первые дни своей жизни.
И вот сегодня Молох почувствовал то, по чём так соскучился — сладкую человеческую плоть, сразу три десятка тел. Он предвкушал, как начнёт их переваривать, радуясь тому страху, которые люди начнут излучать. Люди были в летящем механизме, механизм летел прямолинейно и должен был пронестись в километре от убежища. Молох с помощью наспех сформированных щупалец запустил тот маяк, который раньше так хорошо привлекал новых жертв. Созданное в этом подвале давно сожранными людьми реле всё также безупречно звало о помощи, отбивая точками и тире «Спасите наши души!». Сначала казалось, что механизм пролетит мимо. Но вот он начал описывать большую дугу, и наконец, снижаться.
В ста метрах от полуразрушенного административного здания, на котором был установлен маяк, когда-то была парковка, на это указывали сотни ржавых, полуосыпавшихся автомобильных кузовов. Родионов посадил вертолёт на свободный от автомобильных скелетов подъезд к парковке. Двигатели, на всякий случай, он не глушил. Дехтер отобрал полтора десятка спецназовцев и сообщил своё решение:
— Со мной идут только военные. Найдём поселение — позовём остальных.
Спецназовцы, одетые в противорадиационные костюмы, попарно выходили из вертолёта через шлюзовую камеру. Оставшиеся в вертолёте наблюдали на обзорных мониторах их силуэты иногда появляющиеся в лучах фар-искателей и в отблесках мигающего маяка. Теперь даже Ментал, немигающим взглядом своих неестественно выкаченных глаз, пристально всматривался в картинку на мониторе. Как бы разговаривая сам с собой, он сказал:
— Что-то не то...
Рахманов тревожно спросил:
— Что именно — не то? Ты что-то почувствовал?
— Я не об этом... Кажется нет кустов, нет деревьев и травы нигде нет... Так не бывает.
Как бы проверяя наблюдение Ментала, Родионов несколько раз крутанул джойстик управления фарой-искателем, обшаривая окрестности. Действительно, куда бы не падал свет, везде были только голый чернозём, потрескавшийся асфальт и бетонные обломки. Нигде не одного растения! Тихо, но настойчиво Ментал потребовал:
— Их надо вернуть.
Родионов посмотрел на Рахманова, тот, секунду помешкав, раздражённо ответил:
— «Нет травы» — нашли мне причину. Мало ли чего её тут нет.
Молох наблюдал за происходящим из своего убежища посредством несколько рецепторных щупалец, концы которых он всегда оставлял на поверхности. Механизм приблизился, с него спустились люди и стали приближаться к нему. Анализируя их эмоции, Молох не находил в них того страха и растерянности, которые излучали все его прошлые жертвы. Эти не были дичью, они были охотниками. Чужаки подошли к руинам, под которыми прятался Молох, внимательно и осторожно стали их осматривать. В руках у всех были предметы, которые он уже когда-то наблюдал у встреченных им человеческих особей. Молох догадывался, что это оружие, которое, впрочем, особого вреда ему причинить не могло. Молох предвкушал, как оплетёт этих самоуверенных людей своими щупальцами и будет медленно их поглощать, наслаждаясь вкусом их плоти и эмоциями их страха и безнадёги. Только бы они подобрались поближе.
Когда люди стали карабкаться по руинам, ища выход наверх к фонарю, Молох решил, что самое время подобраться к ним поближе. Чтобы удобней было выползать из своего убежища, он ещё в первый год растворил кислотой железную дверь в нём и теперь медленно и бесшумно всей своей массой двинулся на выход.
— Я вижу движение! Это ловушка!, — вопреки своему обычному спокойствию почти закричал Ментал.
Не ожидая команды Рахманова, Родионов дал условный сигнал к отходу. Дехтер и его люди услышали вой, донёсшийся из динамика вертолёта. От Дехтера по цепочке к остальным спецназовцам была передана команда отступать. Они отходили спиной вперёд, держа в прицелах руины, пока ничего определённого не
