удачной. Увидев своих, он коротко сказал:
— Мне надо было попрощаться. Кто-то вздумает такое повторить — убью! Все готовы? Через десять минут отправляемся.
По туннелю в сторону Америки шла интернациональная бригада. Шли молча, разговаривать не хотелось, да и за время безделья на Площади Независимости всё было переговорено. Они двигались налегке, только с заплечными мешками.
Начинали строй семеро уновцев во главе с Дехтером. Рядом с Дехтером шёл его новый друг Митяй. Митяй твёрдо решил, что миссия москвичей важнее, чем сохранность груза. Он назначил нового командира Ходокам, а сам пошёл с уновцами. Неизвестно правда, как к этому отнесутся Командиры партизанских лагерей, но с этим он разберётся, когда вернётся... если вернётся. Чуть подальше от основной группы шёл Комиссар, бессменно держа руки в глубоких карманах плаща. Затем шла Светлана с Майкой. Все как-то привыкли к этой девочке, которая не капризничала и не создавала им никаких проблем, поэтому никому не пришло в голову, что Майку надо было бы вернуть с обозом в лагеря Партизан. Рядом двигались три центровика, два солдата и один офицер — Валерий Глина. Причём Глина — это была фамилия, но спецназовцы предпочли это считать кличкой — так она хорошо подходила этому большому и неуклюжему молодому парню. Замыкали строй двое нейтралов, выделенных Атаманом. («Лучших отдаю!!» — комментировал свой поступок Голова, — «В замен на ваших хлопчиков, которые раненные у нас остались. Мясник их вылечит, мы до толку доведём — вот пусть и повоюют у нас»).
В метрах двухстах от станции Немига (американцами переименована в Немига-Холл), они наткнулись на первый американский блокпост. Перед блокпостом была вырыта глубокая яма, заполненная мутной водой. Кое-где из воды торчали острые металлические штыри (на тот случай, если кто-то вздумает переплыть яму). Над ямой возвышался перекидной мост с рельсами. Мост сейчас находился в поднятом положении и теперь он являлся защитной стеной для стрелков (в конструкции моста были сделаны амбразуры, через которые выглядывали взведённые арбалеты). Кроме того, на нижней стороне моста и соответственно на фронтальной стороне защитной стены белой красной было написано на русском и английском языках: «Штаты Муоса», и меньшими буквами: «Штат Немига-Холл».
— Кто такие?
— Дружественная миссия с Партизанской и Центра.
— Шо надо?
— Да с начальством вашим поговорить.
— Сейчас, хозяев позовём... Хозяин Джексон! Тут какие-то пришли, хотят поговорить...
Через некоторое время в одну из амбразур выглянуло прыщавое лицо молодого парня, ровесника Радиста. Тот с диким акцентом произнёс:
— Уот вы хочете?
— Мы парламентёры с Центра и Партизанской. Нам надо поговорить по очень важному делу с Президентом Америки.
— Што, опъять про объединенье говорит бъюдете?
Выступила вперёд Светлана:
— Нет, это очень важное дело, имеющее отношение ко всему Муосу, в том числе Америке.
— А-а! Ю, Светлана, опъять к нам?, — увидев Светлану американец похабно заулыбался, — О'кей. Тры парламьентёра я пушчу. Опрэделяйте, кто з вас пойдёт? Предъюпреждаю — оружий не брать.
Начали совещаться. Решили отправить Светлану, Дехтера и Глину. Просился Рахманов, однако было решено, что отправят по одному представителю от каждой группы: партизан, центровиков и уновцев. Остальные остались в туннеле возле мутной ямы. Заботу о Майке взял на себя Радист.
Ворота-мост медленно опустились. Видимо с целью предосторожности от внезапного нападения, край ворот повис на высоте более метра от края ямы. Там были поручни за которые надо было цепляться, подтягиваться и буквально вползать на мост. Так парламентёры и сделали.
Когда они сошли с моста, Дехтер рассмотрел защитников блокпоста. Разговаривавший с ним юнец был одет в грязную необычную форму, явно военную, с множеством карманов, с выцветшей нашивкой звездато-полосатого флага. Восемь защитников блокпоста были в обносках. Все они до болезненного худы. Вооружены арбалетами (по два у каждого), колчанами со стрелами, небольшими копьями. У каждого на лбу выжжено клеймо: «DJ» И все они были прикованы цепями длиной в полтора метра к рельсам и шпалам. Позже Дехтер узнает, что все они — рабы этого юноши, в задачу которого на сегодня входила организация обороны блокпоста. Сам феодал сидел в металлической будке с небольшой бойницей в метрах десяти от своих рабов. Рядом с ним, прямо на полу лежало три заряженных арбалета. В случае военных действий, рабы должны были принять удар. Отступить им не позволят цепи. А в случае, если они будут не достаточно хорошо вести бой, их спокойно будет отстреливать хозяин, посылая арбалетные стрелы им в спину. Рабы вряд ли смогут причинить ему вред — он скрывался в будке и амбразура была очень мала, а вот сами рабы были у него, как на ладони.
«Офицер» громко постучал прикладом арбалета в висевшую рядом с будкой жестянку. Через пару минут со стороны станции прибежал посыльной — тоже раб лет тридцати, с таким же клеймом на лбу. Он почтительно склонился перед молодым феодалом:
— Слушаю вас, мой хозяин.
Хозяин надменно, даже не глянув на раба, сказал:
— Отведи этих к гурбьернатору штата... Свьетлана, может зайдёшь на обратнем пути?.. Поговорим... Нет?.. Ну я ж магу и не прапустит тьебя... ха-ха-ха... Шютка...
Светлана не обращала внимание на этого отпрыска. Она и её товарищи пошли за рабом в сторону станции. Светлана ещё в Центре рассказывала уновцам об особенностях государственного строя Америки. Дехтер, ещё раз оглянувшись на молодого рабовладельца, спросил у Светланы:
— Этот что-то по возрасту не похож на коренного американца.
— Старший сын кого-то из уже умерших, или, скорее всего, погибших десантировавшихся американцев. Они наследуют все права своих отцов. Правда наследует только старший сын и только после смерти отца. А акцент у него такой из-за папочки. Большинство их в своих семьях разговаривали только на английском. Они вообще хотели переучить всю Америку на английский язык. Но это не привилось. Только в семьях коренных американцев звучал английский язык. Это закончилось тем, что их дети, когда повырастали, не научились нормально разговаривать ни на русском, ни на английском.
— А что у этих горе-солдат на лбу?
— Клеймо. Его выжигают всем рабам в 13-летнем возрасте, когда определится, что мальчику не дано стать специалистом, а девочке — женой американца или бэнээсовца. У каждого рабовладельца своё клеймо — обычно обозначает заглавные буквы имени и фамилии. Не дай Бог, рабу перейти во владение другого хозяина. Тогда старое клеймо по живому вырезают, а рядом на лбу, а то и на щеке ставят новое клеймо.
— Ну и скоты, — в сердцах воскликнул Дехтер.
Ведший их раб, слыша этот непочтительный разговор, испуганно оглянулся и засеменил быстрее.
Они вошли в Немига-Холл. Скученность, беднота и неубранность партизанских станций, неприветливость станций нейтралов и кастовая разделённость станций Центра, не шли ни в какое сравнение с тем впечатлением, которое произвели на Дехтера передовая станция Штатов Муоса.
Посреди платформы стояло большое кирпичное строение до самого потолка, в котором и жили американцы. Рядом лепились десяток хижин бэнээсовцев. Остальное пространство было занято голыми помостами. У рабов не было права иметь отдельные квартиры. Они жили прямо на помостах. Причём помосты им нужны были только для сна — остальное время они должны были работать. Многие рабы, в основном мужчины, были прикованы цепями разной длины — как раз такой, которая необходима для выполнения их обязанностей внутри помещений. В углу станции, за отдельной загородкой, как для скота, находились беременные и кормящие женщины с грудничками. Они тоже должны были работать (главным
