губернатору не хватало. Заенчковский после этого отправлял беднягу в верхние помещения, и брал себе другую жену.
Четвёртой была мать Игната. Шестнадцатилетнюю её приволокли в жилище Заенчковского. У жён Заенчковского возможности общаться с внешним миром не было. Они могли видеть только своего ненаглядного супруга и свирепую надсмотрщицу-бэнээсовку; и иногда медика. Жена губернатора на одном из медосмотров сама предложила медику стать биологическим отцом будущего сына губернатора. Медик не долго колебался: это было выгодно им обоим. Долго скрывать от губернатора его бесплодие он не сможет. А если последний узнает, что его водили за нос, тогда медику грозят верхние помещения. Таким образом, за несколько «медосмотров» молодая жена Заенчковского забеременела и на следующий год родила ему сына Игната. Медик вскоре умер от оспы, заразившись ею от пациентов. Хранителем тайны отсутствия родства между губернатором и его сыном осталась мать последнего.
Население Америки ненавидело своих господ. Рабы ненавидели американцев, но ещё больше они ненавидели предателей. Особенно главного предателя, который привёл врага в Муос. Шесть лет назад Александр Заенчковский был отравлен. Игнат стал губернатором Вест-Гейт (хотя он предпочитал называть свой дом Пушкинской).
Игнат решил не повторять ошибок отца. Он провозгласил автономность всех дальних поселений и отношения с ними свелись к взаимовыгодной торговле. Он не отменил рабство, однако запретил убийство господами своих рабов и членовредительство им, так как это «...существенно сказывается на численности народонаселения, а следовательно, и на безопасности Территории Вест-Гейт и всей Америки». Полномочный представитель не увидел в этих решениях ничего крамольного и не наложил на них вето. Правда лояльность полпреда стоила Территории Вест-Гейт не дёшево: тот увёз с собой три мешка сушёного картофеля и два огромных копчёных свиных окорока.
Ни то, чтобы Игната его подданные сильно любили. Но рабы, зная о порядках в штатах и помня прежнего губернатора, согласны были терпеть его молодого последователя.
В письме, которое читал Игнат, было написано, что президент убит. Полагают, что это сделали «земляне» (Опять эти земляне!). Губернатор ходил взад и вперёд по кабинету. Его жена Алла вышла из-за ширмы с пятимесячным ребёнком на руках. Он в двух словах рассказал ей о письме. Алла посмотрела на мужа, потом мягко сказала:
— Игнат, у тебя есть выбор. Сейчас или никогда! Если во что-то вмешались земляне, значит надо или идти вместе с ними или ждать погибели.
Игнат нервно воскликнул:
— Да, что вы эти бабские россказни слушаете и пересказываете. Земляне... земляне... Земляне сказали... Земляне сделали...
От крика заплакал ребёнок, и Алла ушла снова за ширму, оставив Игната одного со своими мыслями.
Игнат вёл за собой отряд. Он шёл по туннелю первым. На нём короткая кожаная куртка и кожаные брюки, под курткой — бронежилет, который всегда носил его отчим и который не спас его от яда. Бронежилет Игнат одел впервые и впервые взял в руки пулемёт Калашникова — тоже унаследованный от отчима. За Игнатом шёл отряд с Вест-Гейт: сто двадцать бэнээсовцев и рабов. Он никого не заставлял идти за собой. Просто каждому рабу, участвующему в освободительном походе, он в случае успеха операции пообещал освобождение. И они пошли...
С бэнээсовцами было ещё проще. Он провёл открытое голосование по вопросу похода на Фрунзе- Кэпитал. «Против» проголосовало шесть человек. Все они теперь под стражей, что делать с ними дальше, он разберётся потом. А теперь он смело смотрел вперёд. Те, кто шёл за ним, были не менее решительны.
Подошли к кордону Молод-Парадиз. Рабы-пограничники, видя небывалое войско, побросали оружие, не обращая внимание на крики сопляка-бэнээсовца, махавшего арбалетом, но так и не решившегося выстрелить. Игнат подошёл к горе-защитнику, который чуть не плача, наставил на него взведённый арбалет, и спокойно сказал:
— Идёшь с нами?
Пацан закивал головой.
Молод-Парадиз был взят без единого выстрела. Всё произошло быстро и неожиданно. Американцы и бэнээсовцы штата были собраны в туннеле. Игнат Заенчковский выступил перед ними, сообщив, что они имеют полное право на самоопределение и предложил проголосовать по вопросу присоединения Молод- Парадиз к Республике (названия будущего государства он ещё не придумал и поэтому назвал его просто «Республикой»). По результатам голосования все несогласные и воздержавшиеся бэнээсовцы, а также все американцы, не зависимо от того, как они проголосовали, были арестованы. Лояльным было разрешено принять участие в «освободительном походе».
К Фрунзе-Кэпитал шёл полк, выросший до двухсот человек. В столичном штате было неспокойно. Смерть Президента для всех была неожиданной. Кто возглавит Америку? Причём остро стоял вопрос не только о личности предводителя, но и о том, из какого класса он будет: американец или бэнээсовец. На всякий случай и те и другие не выпускали из рук оружие. Готовились к столкновениям. Нервозность передалась и рабам — они вот-вот начнут бунтовать.
И без того напряжённую атмосферу штата буквально взорвали выстрелы в туннеле со стороны Молод-Парадиз. Это стрелял пулемёт губернатора Вест-Гейт. Нападения оттуда никто не ожидал. В связи с приходом «парламентёров» со стороны Немига-Холл, думалось, что напасть могут именно с той стороны. Поэтому все запасы огнестрельного оружия были переданы усиленному кордону в туннеле на Немига-Холл. В штате началась паника. Наспех было сформировано подкрепление, но вот уже Игнат Заенчковский со своим пулемётом, не прекращая огонь, вошёл на станцию. Из туннеля выбегали всё новые и новые штурмовики, опьянённые быстрой победой над малочисленным кордоном фрунзенцев.
Со станции началось бегство в туннель к Немига-Холл, а также в боковые ходы к дальним поселениям. Столичные американцы и бэнээсовцы отчаянно сопротивлялись, отстреливаясь из хижин и засев за брустверами наспех сооружённых баррикад. Ими же были расстреляны все лампы освещения станции. Но надежды, что это остановит нападавших, не оправдались — рукопашный бой продолжался в темноте, освящаемой немногочисленными фонарями. Последние очаги сопротивления были сломлены к утру.
Бежавшие с Фрунзе-Кэпитал американцы и бэнээсовцы принесли ужасную весть своим коллегам на Немига-Холл. Губернатор, узнав это, пришёл в неистовство. Тяжеловес стал противно визжать: «Что мне делать? Нам всем конец!». Ему показалось, что одна из его наложниц при этом злорадно ухмыльнулась. Он заорал, брызжа слюной:
— Что ты ржёшь, скотина?.. Смерти моей хочешь?.. Или ты заодно с ними?.. Стража, стража!.. Отрубите заговорщице голову...
Побледневшую и трясущуюся девушку голышом потащили на выход. Но через пять минут она свободно вошла в жилище губернатора в сопровождении нескольких бэнээсовцев-администраторов. Она была одета, и в руках у неё был арбалет. Губернатор начал заискивающе просить:
— Нинка! Нинка! Ты чего? Девочка моя... Я же пошутил... Ты же говорила, что лю... — изливания толстяка закончились на полслове — во лбу у него торчала арбалетная стрела, хладнокровно выпущенная наложницей, в отместку за все причинённые ей обиды и унижения.
Оценив ситуацию, бэнээсовцы Немига-Холл приняли решение, которое им показалось единственно правильным в данной ситуации. Они устроили кровавую резню, в ходе которой убили всех американцев. После этого во Фрунзе-Кэпитал был направлена делегация с просьбой о добровольном вхождении поселения Немига (американскую часть названия станции они решили не упоминать) во вновь создаваемую Республику.
