только один. Центр круга, обведённого вокруг треугольника, есть пересечение перпендикуляров к сторонам треугольника, проведённые через середины этих сторон...
Радист пытался записать, то, что диктовал учитель, но рука, держащая карандаш, не слушалась, буквы на сером листе расплывались. Когда учитель закончил диктовать, ученики подняли головы и хором запели:
— Из любой точки вне выбранной прямой...
Он должен был петь вместе с ними, но он не знал слов. И учитель смотрит на него, и этот учитель — Миша. Он заметил, что Радист молчит, но Радисту уже всё равно, он не боится Миши, не боится никого и ничего в этом мире. Миша подходит к Радисту, и это уже не Миша, а морлок, и разевая свою беззубую пасть орёт в лицо Радисту:
— ...Вселенная имеет четыре пространственно-временных измерения... Инерциальная система отсчёта — это такое сопоставление объектов, в которой один объект свободно движется относительно другого равномерно и прямолинейно. В реальной Вселенной нет абсолютной системы отсчёта, а посему все инерциальные системы отсчёта равноправны...
Рёв морлока стал невыносим, его чёрная пасть нереально расширилась и Радист провалился в черноту его пасти.
К Радисту вернулась Светлана. Он ещё лежал с закрытыми глазами, когда понял, что она рядом. Так пахла только она и дышала так тоже только она. Он не открывал глаза, боясь, что она снова исчезнет. «Значит я не в аду, ведь Светлана не могла попасть в ад. Значит это снова видение». Радист пересохшими губами неузнаваемым голосом тихо просипел:
— Света?
— Очнулся, слава Богу... — дальше произошло чудо. Ладонь, которую он узнал бы среди миллионов других ладоней, нежно прикоснулась к его лбу. В прошлых видениях Светлана к нему не прикасалась, и он не мог прикоснуться к ней, — ...ты бредил, с какими-то «демонами» и «слугами» ругался. Меня от них спасал. Давай, подымайся, немного покушай.
Радист, боясь, что сделает что-то непоправимое, открыл глаза. Непоправимого не случилось — Светлана не исчезла. Измученная душа Радиста не могла принять эту явь:
— Ты не настоящая...
Светлана нагнулась и поцеловала его в губы. Радисту не было с кем сравнивать, но он мог поспорить, что целоваться так тоже могла только Светлана. Она, улыбаясь, продолжала:
— Ты давай, покушай, а когда наберёшься сил, у тебя появится возможность мою подлинность перепроверить всеми доступными способами.
Радист с трудом приподнялся и сел. Они были в маленькой комнатке. Радист лежал на застеленном старым половиком полу. Вверху висел «светильник» — мутировавший слабо фосфоресцирующий гриб, света которого едва хватало для того, чтобы рассмотреть лица друг друга. Из-за тряпки, закрывающей лаз, который вёл в это помещение, слышны какие-то звуки, выдававшие близкое присутствие людей. Пока Радист осматривался, Светлана уже запихивала ему в рот ложку с бульоном. С показной строгостью она сказала:
— Ешь, кому говорю.
— Где мы?
— В Муосе. Все вопросы потом.
На дальнейшие вопросы Радиста она отвечать отказывалась, настойчиво скармливая ему суп. От приёма тёплой пищи пораненной глоткой ослабевший Радист устал и вспотел. Он лёг, почти упал. Светлана, отставив миску, легла рядом, обняла его и прошептала:
— Игорь, все разговоры — потом, теперь спи.
Радисту не хотелось разговаривать. Ему хотелось, чтобы случившееся чудо, будь то явь, сон или бред, никогда не кончалось. Он впервые с момента пленения по-настоящему заснул: крепко и без снов.
Радист проснулся. Светланы не было. Неужели это опять был бред? Радист нервно стал искать выход из конуры, в которой он лежал. Выход был занавешен тряпкой, отодвинув которую, Радист вошёл в довольно большое помещение, освещаемое грибами-светильниками, развешенными по стенам. В центре помещения на полу были сложены или росли несколько грибов, которые давали свет достаточный, чтобы рассмотреть группу людей — человек пятнадцать, сидевших прямо на полу, образуя круг.
Все были раздеты, если не считать коротких кожаных юбок на бёдрах. Причём так одеты были и мужчины и женщины и дети. Все они были худы, но мужчины — достаточно мускулисты. Они сидели неподвижно, закрыв глаза. В немного мерцающем люминесцентном свете грибов-светильников их бледно- синие лица выглядели зловеще. Все участвовали в каком-то странном ритуале.
Мужчина постарше заунывным голосом, будто бы молитву, затягивал:
— Кислород есть восьмой элемент ибо в его атоме восемь протонов и электронов. В условиях Муоса свободный кислород — молекула из двух атомов. Является газом без цвета и запаха, из которого состоит пятая часть воздуха, коим мы дышим. Легко соединяется с прочими элементами. Наиболее известные соединения: вода (один атом кислорода и два атома водорода), ржавчина (различные соотношения атомов железа и атомов кислорода), органика...
Радист, открыв рот, слушал это странное песнопение, похожее на выдержку из учебника давно им забытой химии. Радист узнал голос поющего — это был голос «учителя» из его недавних кошмаров. Хотя поющий не был похож не на Мишу не на морлока, Радист почти равнодушно решил, что он так и не выкарабкался из бреда, особенно, когда все присутствующие, от мала до велика, затянули:
— Кислород есть восьмой элемент ибо в его атоме восемь протонов и электронов...
Они пели эту песню разными голосами, но в унисон друг другу. Радист мог поспорить, что они слово в слово повторили сказанное «запевалой». Радист надеялся, что на этом всё закончится, но потом «запевала» затянул снова:
— Фтор есть девятый элемент ибо...
Окончательно решив, что у него очередной бред, Радист решил не предавать этому особого значения. Он выполз из конуры и встал в полный рост. В голове немного шумело, в теле была слабость, но чувствовал он себя значительно лучше. Никто из поющих не открыл глаз и не пошевелился. Даже если это — бред, эти «химики» вряд ли могут быть опасны. Не возможно представить, чтобы они, отпев оды химическим элементам, тут же кинулись его поджаривать. Но и стоять тут, как дурак, он тоже не хотел. Он уже думал было кашлянуть, чтобы привлечь внимание, но увидел в углу нечто, что его враз отвлекло от певцов-«химиков».
В углу, как раз под светящимся грибом, сидела Светлана с каким-то долговязым «химиком». Это был молодой парень, но своей внешностью больше напоминал взрослого мужика. Она, обняв мужика рукой за шею, что-то шептала ему на ухо. Мужик кивал головой и улыбался. Так обнимать Светлана имела право только его — Радиста! Радист тут же сделал выводы. Всё верно: Светлане он был просто нужен, как радист, как московский посланец. А как мужчина — он её не интересовал: слишком хилый, трусливый и молодой, не то, что этот... Мужик был голый, если не считать крохотной юбки. Светлана, что-то важное шепнув ему, наклонилась и посмотрела собеседнику в глаза, и от этого прижалась всем телом к его волосатому торсу. Этого Радист вытерпеть не мог.
Светлана его заметила, и как ни в чём не бывало, махнула рукой, зовя к себе, а потом приложила палец к губам, показывая, чтобы он шёл тихо. Радист хотел резко развернуться и уйти, но потом подумал, что это — глупо; надо держаться мужиком. Он с наигранным безразличием пошёл к Светлане. Детская обида распирала его. В глаза Светлане он смотреть не хотел, боясь, что она различит в нём приступ ревности. Поэтому смотрел на бородача. Таких бабы любят! Он был не намного старше Радиста, но у него такой уверенный, решительный взгляд, правильные черты лица, небольшая борода, делающая его старше и мудрее на вид.
Бородач почему-то встал и сам направился навстречу Радисту, а потом, не дойдя двух метров, присел на одно колено и склонил голову. Радист растерялся и решил, на всякий случай, сделать также, думая, что это какой-то местный ритуал. Быстро подошла Светлана, и схватив их обоих за руки, потащила в конуру. Певцы в это время затягивали гимн натрию.
