при первой же возможности покинул Смоленск, и оба были только рады этой разлуке перед свадебным пиром. Потом Светорада осиротела, и, пользуясь смятением смолян, оставшихся сразу без князя и княгини, юную княжну похитил воспитанник ее отца, Гуннар Карисон, которого сегодня она так смело назвала своим братом. Причем помог ему в этом именно Стема, мечтавший тогда вступить в дружину викингов и уплыть с ними за моря, что и было ему обещано за помощь в похищении. А потом... Потом Стема понял свою ошибку и убил Гуннара. А прибывший за невестой Игорь увез княжну в Клев.
Светораде предстояло стать его женой, но при условии, что она откажется от своих прав на Смоленск, который по завещанию ее родителей должен был стать приданым их дочери, ее защитой и силой. Однако Олег Вещий и Игорь думали об этом иначе. Им не нужен был вольный город со своими правами и своей княгиней. Даже братья Светорады, Ингельд и Асмунд, покорились воле киевских князей. И уж совсем никто не ждал, что слабая юная девушка откажется повиноваться воле правителей. Но что она могла сделать в одиночку? Скорее всего, ее все равно принудили бы подчиниться решению князя Олега, и тогда участь Светорады была бы незавидной. И вот тогда Стема похитил красавицу княжну с помощью Ольги Вышгородской, для которой брак ее возлюбленного Игоря с другой женщиной был нежелателен. Темной ночью влюбленные ушли по реке, не оставив следов, и канули в небытие водного пути. А потом...
Стема вздохнул, вспоминая, что было потом.
Два дня они плыли по реке Десне, опасаясь приставать к берегу, таясь в тени нависавших над рекой деревьев, забивались в камышовые заросли, едва заслышав вдали звук уключин идущих по Десне кораблей. Светораду искали, это было так же ясно, как и то, что Перун велик. Вскоре беглецы решили уйти с реки, где постоянно ходили ладьи, а по берегам то и дело возникали вышки княжеских градов. Стема набил из лука уток в заводи и в ближайшем селении обменял их на простую одежду из сермяги[45] для Светы. Он решил обрядить ее пареньком, спрятав нежное тело девушки под грубой рубахой и портами, а бросавшиеся в глаза золотые кудри – под низкий войлочный колпак. Богатые же одежды княжны разрезал на полосы и, обмотав ими камень, утопил в темной трясине болота.
Беглецы уходили все дальше и дальше в леса. Передвигались они только ночью, пока не оказались в местах, где их не настораживала каждая движущаяся по дороге подвода, отряд витязей или местная молодежь, гуляющая в рощах вкруг поселений. И если поначалу им приходилось под покровом ночи воровать на огородах репу и капусту, а то и связку подвешенной для просушки рыбы, то в лесу Стема уже мог позволить себе развести костер, жарить над огнем сбитого стрелой тетерева или варить в обмазанном глиной туеске собранные под корягами грибы. Год выдался грибной, все стежки-дорожки пропитались его духом, да и ягод тоже хватало в зарослях, так что путникам всегда было чем подкрепиться. А переночевать они могли в шалаше или, если везло, укрывались в лесной заимке бродячих охотников.
Стема терзался чувством вины. Вот ведь, сорвал белую лебедушку, затащил в чашу, увел в дальние боры и комариные болота, заставил пробираться через бурелом, чтобы увести неведомо куда... И когда однажды он робко завел разговор, что путь их не определен, что не лучше ли ему все же отвести княжну в родной Смоленск, она вдруг так и кинулась на него рысью, едва не расцарапав лицо. Светорада плакала и кричала, что женой думала за ним уйти, а он ее будто чужачку какую обхаживает и уже, небось, пожалел, что взял...
Этого даже Стемид не смог вынести. Повалив княжну на опавшую хвою, стал целовать, глуша ее крики и плач, пока, наконец, она не затихла и не обняла его.
Вот тогда-то они и поняли, что должны быть вместе, что все у них складывается и нет ни усталости от блуждания в дебрях, ни страха быть обнаруженными. Они словно клинок и ножны, созданные друг для друга умелым кузнецом, имя которому – Судьба.
А между тем уже подходил месяц желтень,[46] ночами становилось все холоднее, начинало дождить, и Стема не на шутку встревожился, когда его милая стала прихварывать в пути. Она-то, конечно, храбрилась, шутила, проказничала: то запрыгнет Стемке на спину с поваленного дерева, то полезет целоваться измазанными соком лесных ягод губами, – однако в пути все больше уставала, глухо покашливала, а под вечер очередного дня просто осела под дубом, закрыв потускневшие глаза и тяжело забывшись. Стема уложил ее голову себе на колени и взмолился, обращаясь к богам. А утром, не успел Стема еще и воду в горшке разогреть, чтобы напоить слабо постанывающую под шкурами девушку, как из зарослей к ним вышел волхв.
То, что перед ним стоит служитель богов, не вызывало у Стемы никаких сомнений. У старца была длинная борода, на поясе висели амулеты, в руках – длинный посох с резной совой на набалдашнике, а в глазах – глубинная мудрость. Волхв почти не обратил внимания на засуетившегося парня, не отвечал на его вопросы и даже, казалось, не заметил того, что Стема схватился за рукоять ножа при его появлении. Старец просто подошел к Светораде, положил узловатую темную ладонь на ее чело, прислушался к ее хриплому дыханию, оглядел покрасневшее, покрытое бисеринками пота лицо и, оглянувшись на Стемида, укоризненно покачал головой:
– Совсем замучил девку, недотепа. А ну-ка поднимай ее и иди за мной.
Оказалось, что невдалеке располагалось жилье волхва – покрытая корой полуземлянка, притаившаяся среди вековечного бурелома, будто нора зверя. Зато внутри было вполне уютно: бревенчатые стены увешаны шкурами, на полках какие-то крынки, земляная лежанка устлана сухой травой и накрыта вполне чистыми меховыми полостями, а по центру, под вытяжкой, – очаг на обмазанном глиной возвышении. Жить можно. Вот они и остались тут после того, как волхв напоил девушку каким-то отваром, намазал снадобьями и, тепло укутав, наказал не тревожить, чтобы она набиралась сил. Сам же отправился в лес, так и не ответив на вопросы Стемида.
Старик приходил еще несколько раз. Однажды принес какую-то мутную жидкость, от которой исходил неприятный запах, и, сообщив изумленному Стеме, что это собачий жир, велел поить им Светораду. А потом явился со шкурами и посоветовал парню сшить для себя и жены теплые одежды, ибо, несмотря на ясные дни, пора было готовиться к холодам. Тыкая иглой в проделанные шилом отверстия, Стема что-то кроил, сшивал, пока наблюдавшая за ним Светорада не сказала, чтобы он отдал ей свое рукоделие, и принялась за шитье сама. Силы-то уже понемногу возвращались к ней.
Как только Светорада стала подниматься, волхв как будто и вовсе забыл о них.
Так они и прожили какое-то время, пока в лесу не поблекли богатые краски осени, и не пришло ненастье с туманами и повисшей в воздухе моросью. Все вокруг предвещало скорый приход Морены-Зимы. Вот тогда-то волхв снова пришел. Света в тот день была одна на хозяйстве, поэтому испугалась, увидев лохматого длиннобородого деда, возникшего на пороге. Тот, окинув все строгим взглядом, остался доволен. В его жилище царил порядок: земляной пол подметен, шкуры на лежанке разглажены, а в котелке над очагом булькало вкусное варево из перепела. Светорада, помня, что тут они только гости-постояльцы, стала торопливо объяснять волхву, что, дескать, муж на охоте и кудесник, ожидая его, может подкрепиться ее стряпней. И пока похлебка варилась, поспешила выложить перед ним остатки холодной жареной зайчатины, а также лукошко отборной клюквы, которую сама собирала.
Волхв не отказался, молча ел, даже жмурился от удовольствия – настолько удалось княжне горячее варево, приправленное корешками и брусничной выжимкой.
Когда вернулся Стема, он застал жену и старика мирно беседующими. Волхв и княжна даже посмеивались чему-то, обсуждая повадки зверей. Стема только подивился, что угрюмый лесной дед так весел и говорлив, хотя и знал, что его ладу не зря назвали Светорадой: был у нее дар любому прийтись по сердцу и одарить добросердечием и приветливостью, отчего даже самое хмурое чело разгладится. Однако приход Стрелка, заставшего лесного ведуна хихикающим с молодой женщиной, похоже, смутил волхва. Стема даже почувствовал вину, оттого что явился некстати. Но оказалось, что его-то как раз и ждал ведун.
– Вот что, дети мои, – изрек дед, – я не жаден до крова, мог и дальше вас гостями тут оставить. Да только вы не лесные люди – мне и в воду глядеть не пришлось, чтобы понять это. Вам нужно жить среди людей, алее оставить духам и волхвам. Завтра я укажу место, откуда лесная тропа поведет вас дальше. Идите по ней, пока не достигнете кургана, могилы родовой, подле которой высится мощный столб покровителя небес и людских ремесел Сварога славного. Положите у изножия столба требу[47] – сказал волхв, кивнув на сброшенную Стемой у порога подбитую лань, – потому как Сварог к оленинке очень охоч. А как бог примет подношение, идите за его тень, чтобы, переступив на зорьке межу тени, оказаться уже в землях племени вятичей. Вот и пробирайтесь к большой реке Оке,
