метнулся Орм.
– Я с тобой, Стрелок. Ты истинно наш, не то, что этот... отдал Ростов хазарам, даже не вступив в битву.
Это были дерзкие слова, но Нечай смолчал. Стема с сожалением посмотрел на Орма, понимая, что не возьмет его, если хочет сохранить отчаянному пареньку жизнь. Поэтому молча стал собираться: проверил меч, переложил в один тул все стрелы. И тогда Нечай шагнул к нему, положил руку на плечо.
– И я пойду с тобой, Стрелок. Здесь и без меня управятся, а мои мне все же дороги, без них не жить.
Пробраться к варяжской усадьбе вызвались еще человек десять. Нечай подозвал старосту гончарного конца, повелев тому быть тут за старшего, пока его не будет. Потом они присмотрели место, где было потемнее, и где не маячили фигуры хазар, и стали спускаться по сброшенной со стены лестнице.
В ворота варяжской усадьбы ударили тараном. Асольв оглянулся.
– Выдержат еще, – сказал он и поглядел в сторону жилого дома, нервничая, отчего мешкает Гуннхильд, которой он велел тащить сюда котел с кипятком. Рядом в заостренный кол ограды ударила стрела. Асольв нагнулся, а вот Медовая, наоборот, резко выпрямилась и пустила стрелу. Кто-то глухо взвыл.
– Молодец! – похвалил свою помощницу Асольв. – Славно тебя муж научил метать стрелы.
– Это как боги святы! – весело отозвалась молодая женщина, и Асольв различил в отблесках пламени ее белозубую улыбку.
Медовая смотрелась странно в темной кольчуге и надетом поверх распущенных волос округлом варяжском шлеме. Истинная валькирия! Стреляет из лука с вала, подает копья, собирает во дворе стрелы для лучников, раненых перевязывает. Везде успевает да еще смеется, будто все происходящее ее только веселит. Но на деле Свете хотелось выть от ужаса. Она понимала, что без подмоги они долго не продержатся. А откуда было ее ожидать? Вот и оставалась надежда, что хазары утомятся осаждать усадьбу, уйдут восвояси. Насколько она была наслышана, их наскоки были быстрыми, однако на этот раз, даже ограбив город и пленив достаточно горожан, они все не уходили. Казалось, что теперь степняки поставили своей целью захватить именно дом варягов. Словно кто указал им на него.
Похоже, так и было. Мерянин Кима, оказавшийся как раз в Большом Коне и тоже помогавший отбиваться у тына, высмотрел кое-кого среди столпившихся на берегу хазар. Когда огонь от подожженного корабельного сарая осветил берег, Кима закричал:
– Туда смотрите! Пусть никогда больше не добывать мне сладкий мед лесных пчел, если там, у воды, не жмется ваш изгнанный тиун Усмар.
Асольв и Света тоже стали вглядываться. Так и есть, он, проклятый предатель!
– Не иначе как он и навел набежчиков, – произнес Асольв. – Кто же еще мог провести чужаков через наши чащи и топи!
А Светорада не удержалась, чтобы не пустить три стрелы подряд в ту сторону.
– Успокойся, не высовывайся, – сказал Асольв, заставляя ее пригнуться. – Неровен час, какая-нибудь шальная стрела тебя саму...
Светорада сердито пыхтела:
– Вот гад ползучий этот Усмар! Помститься небось решил! Недаром хазары сперва к терему его поспешили. Он указал им на богатство свое, а может, думал и нам со Стемкой отомстить.
Она оговорилась, назвав мужа его настоящим именем, но сейчас этого никто не заметил. Всех волновало иное: хазары, добыв в ближайшем лесу крепкий ствол дерева и соорудив из него таран, приготовились для нового удара. Они уже не лезли на стены, как ранее, не тащили шесты и лестницы, благодаря которым рассчитывали взобраться на земляной вал и частокол наверху. Потеряв немало людей от отстреливающихся защитников усадьбы, разбойники решили действовать по-другому: пустив в надворные постройки обмотанные паклей стрелы и устроив внутри пожар, отвлекший защитников со стен, они хотели выбить ворота. Вот и неслись теперь, визжа и крича, ударили с силой, так что от спаянных железными полосами крепких лесин во все стороны полетела щепа, одно из бревен треснуло, зашатались иные. Некогда Аудун построил свою усадьбу на славу, ворота тоже сделал крепкие, однако рано или поздно они должны были пасть.
– Надо подпереть их изнутри, чтобы держались! – кричали подбежавшие к Асольву хирдманны, не понимавшие, отчего сын их ярла медлит.
Кто-то уже, не дождавшись приказа, сам покатил к створкам бочонок, другие стали подпирать ворота лесинами. Однако Асольв остановил их.
– Пока не надо!
Его неторопливость была непонятна и раздражала. Конечно, у Асольва горе – он лишился единственной любимой жены, которую уже мертвой притащила в усадьбу Света. Потеря Верены, бывшей к тому же беременной, стала для него тяжелым ударом. Однако Асольв не позволил себе предаваться горю, ибо он, единственный оставшийся в усадьбе сын ярла, вынужден был взять на себя ответственность за жизни людей и организовать оборону отчего дома. До сих пор он справлялся просто блестяще: призвав всех находившихся в доме мужчин к оружию, он велел женщинам кипятить воду, подросткам следить за пожаром, детям собирать и приносить защитникам попадавшие во двор стрелы и копья, а старикам смотреть за ранеными. Сам Асольв успевал повсюду: отбивался там, где хазары пытались взять усадьбу штурмом, следил за расстановкой сил... И только к лежавшей внутри дома мертвой Верене больше не подошел: бой отвлекал его от горя, не давал поддаться губительной сейчас печали. И если что-то и угнетало его душу, так это вопрос, успел ли добраться до союзников-мерян отправленный им в самом начале набега гонец. Асольв дал ему лучшего и самого быстроходного скакуна – Облако. И если гонца не перехватили, если его не поразила вражеская стрела, то скоро придет подмога. Ибо на то небольшое количество дружинников, которых Путята оставил следить за порядком в Ростове, Асольв вряд ли мог рассчитывать.
Сейчас он послал одного из подростков поторопить женщин, сам же смотрел туда, где все сильнее горела крыша конюшни. Было ясно, что жалкие попытки, предпринимаемые людьми, чтобы затушить огонь, не спасут строение, а каждый, кто взбирался на кровлю с ведром, становился прекрасной мишенью для хазарских стрел. Изнутри конюшни слышалось ржание рвущихся наружу лошадей. Там их сейчас находилось около двадцати, и им суждено было сгореть. Но... может быть, стоит попробовать прорваться? И в голове отчаявшегося Асольва стал созревать дерзкий план.
В этот момент из дома показались женщины и слуги, тащившие большой котел, над которым поднимался пар. Им помогли, заволокли котел наверх, а когда хазары вновь подбежали к воротам с тараном, вылили кипяток им на головы. Раздались крики и яростные проклятия. Таран был брошен, а защитники стали разить стрелами отбегающих врагов. Потом наступила передышка. Удрученные неудачей хазары столпились в стороне, решая, как теперь быть.
Защитники усадьбы тоже немного перевели дух. Однако Асольв не дал людям расслабиться.
– Пусть женщины и дети готовятся к отъезду! – громко приказал он, не обращая внимания на изумленные взгляды собравшихся. – Ты, Арни, и ты, Вермунд Шмель, умеете хорошо управлять лошадьми. Вот и выводите их по очереди во двор, успокаивайте и седлайте. Женщины сядут верхом, возьмут детей и, когда по моему приказу откроют ворота, поскачут прочь так скоро, как только смогут.
Гуннхильд тут же пошла отдавать распоряжения женщинам. Вещей велела не брать, а взять только детей. Тем временем Вермунд Шмель и Арни вошли в конюшню, вывели первого коня, который рвался, словно бешеный, и они просто повисли на удилах, пока сообразительная Светорада не набросила на голову животного темное покрывало. Ослепленный жеребец сразу успокоился и, хотя продолжал дрожать, вполне покорно позволил оседлать и взнуздать себя, отвести поближе к воротам. За ним выводили, накрывая головы, и других лошадей. Справиться с ними оказалось даже легче, чем думал Асольв. Почти на каждого из них по его указу садился кто-то из наездников, усмирял. Оказалось, что из женщин самой лучшей наездницей была Света, но она спросила, не понадобится ли ее помощь здесь. Асольв устало вздохнул:
– Сейчас не время спорить с моими наказами. – И добавил: – Поедешь с дочерьми Гуннхильд, втроем поместитесь. Ты будешь править, а Хельга будет держать маленькую Лию. Самую младшую сестру возьмет Бэра, их повезет Кима, не зря же я его учил ездить верхом, парень ради своей невесты постарается.
Сквозь толпу пробралась Гуннхильд, глядя снизу вверх, говорила уже сидевшим в седле Киме с Бэрой, что у них все получится и она будет только рада, если парень возьмет ее старшую дочь в жены. Асольв
