Вертолетов вверху было уже два. Грохот НУРСов разрывал уши. Вертолеты не видели их, они просто били в лесу по площадям, но Семену Семеновичу казалось, что каждый НУРС нацелен лично в него.
– Лежи, – прохрипел ему на ухо Джамал.
Семен Семенович Забельцын, по прозвищу Эсэс, человек, имя которого называли с придыханием, а должность – с шепотом, – лежал на брюхе в раскаленном горном лесу в пяти километрах от Старого Тленкоя, и рядом с ним, воткнув его голову в колючки и мох, лежал человек, у которого Забельцын только что пытался отнять деньги, честь и власть, а наверху в поисках мишени кружило звено боевых вертолетов, которых он же сам и прислал в эти горы, – ради тех же самых денег и власти.
«Боевики наверняка все снимали, и на этой съемке в нашей машине взрывается граната. А мы улетаем с дороги в горное озеро. Если мое тело найдут в этом озере через две недели, никому даже в голову не придет сомневаться, когда и отчего я погиб».
Один из НУРСов разорвался где-то вверху над гребнем, оглушив Забельцына и засыпав его землей и трухой, и через обрушившийся козырек земли Забельцын наконец увидел Марка Сороку. Тот лежал совсем рядом, подле низких, обсыпанных красными ягодами кустов, и рядом, пригнув голову Марка к земле и выбросив вправо руку с зажатым в ней автоматом, лежал начальник личной охраны Джамала, Салих Салимханов. Салих и его брат были единственные два кавказца, которые сели с ними в машины.
«Господи боже ты мой! Этот человек убил полпреда Российской Федерации!»
Вертолеты затихли, Джамал вздернул его на ноги и потащил за собой.
Где-то внизу на дороге послышался визг тормозов и стрельба.
Они бежали, падали и снова бежали, а потом широкая спина Салиха, бежавшего перед ними, исчезла в темной расселине, и через секунду Джамал спрыгнул вниз и дернул Забельцына на себя, – и они очутились в какой-то влажной темноте, усеянной пятнами солнца, потом и пятна исчезли, Джамал вытащил из кармана мобильный телефон, нажал на кнопку и поволок Забельцына вперед, молча, напористо, освещая себе путь еле видимым бликом экрана, – «О Боже, а если боевики оставили здесь растяжку!»
Однако растяжки не было, или они не задели ее; они бежали какой-то подземной речкой, потом вдоль сгнившей крепи, а потом ссыпались в круглый, как усыпальница, зал. Отовсюду шуршала и капала вода. Черные влажные бока гранита уходили вверх, смыкаясь над ними, словно стены гигантского каменного желудка, далеко вверху сверкал бледный пятачок неба.
Семен Семенович пошатнулся и упал. Ему было мокро и холодно, и тело в невысохшей белой рубашке била крупная дрожь. Ему показалось, что он на секунду потерял сознание, а когда он открыл глаза, он обнаружил, что над ним на коленях стоит Джамалудин. Рубашка его была разорвана, и Семен Семенович, скосив глаза, с изумлением увидел у себя на плече красный мясистый след, формой и размером похожий на лист антурии, и в середине его – круглую дырочку, из которой толчками выливалась кровь.
Джамал стащил с себя галстук и стал перетягивать рану. Забельцын чувствовал не столько боль, сколько слабость. Он даже не мог понять, когда его ранило, и вообще это было как-то неважно.
Джамал закончил перевязку, Забельцын оперся о здоровую руку и приподнялся.
Марк сидел на земле и хлопал глазами совершенно ошеломленный. Салих Салимханов, убийца полпреда российской Федерации, в недавнем прошлом – самый разыскиваемый человек на Кавказе после Булавди, а теперь – начальник личной охраны Джамала, – стоял у входа в пещерку с автоматом в руках, и его брат, Шамиль, тоже был тут же.
Он склонился над неподвижным силуэтом в камуфляже, распростертым на камнях, и Забельцын сначала решил, что это кто-то из «альфовцев», а потом понял, что этот самый боевик, которого он видел на склоне возле пустой «мухи». Тогда этот человек был жив. Наверное, он и сейчас был жив, иначе зачем начальник ОМОНа пер его на себе? Господи боже мой, они скакали по камням, как козы, в полной темноте, рискуя свернуть шею, получить пулю или подорваться на растяжке, а он пер этого быка на себе.
«Кто этот раненый? На чьей стороне Салих и Шамиль? Господи, нас тут не двое русских против трех кавказцев. Джамалудин тут один против двух бывших боевиков, и что взбредет в их волчью голову, не может знать даже он».
Джамалудин присел над раненым и стал его обыскивать. Он вытащил у него из кармана мобильный телефон с вынутой батарейкой, вставил батарейку на место и вызвал на экран список звонков. Шамиль вытянул голову и стал смотреть через плечо Джамала.
И тут Забельцын увидел на поясе боевика кобуру, – рыжую, потертую, с отстегнутой кнопкой, из которой торчала рукоять «стечкина». Он попытался было подняться на ноги, но слабость, вызванная потерей крови, была еще слишком сильна. Семен Семенович понял, что он валялся без сознания не секунду и не две. Может, минуту. Может быть, пять.
Он перекатился к раненому, отстегнул кобуру, и дрожащими пальцами стал вытаскивать пистолет. В это мгновение Джамалудин шагнул вбок, и его каблук вдавил руку Забельцына в каменный пол пещерки. Забельцын выпустил ствол. Джамалудин неторопливо нагнулся и положил его себе в карман.
Забельцыну показалось, что температура в пещере упала на три градуса.
– Послушай, – сказал Забельцын, и голос его, вместо того, чтобы звучать убедительно, звучал жалко, – нам нужно немедленно связаться с Мао. Нужно сообщить, что мы живы.
Джамал вместо ответа протянул ему снятый с раненого мобильник.
– Пожалуйста, – сказал Джамал, – свяжись хоть сейчас. Это заместитель Мао. Начальник РУБОПа Дауд Казиханов.
Было даже удивительно, что Забельцын не узнал раненого сразу. Он ведь встречал этого смуглого, осанистого здоровяка раз пять или шесть, и этим утром Дауд ждал его на аэродроме, – хотя, конечно, трудно ожидать встретить начальника республиканского РУБОП в глухом горном лесу рядом с «мухой», из которой стреляли по кортежу федералов.
Забельцын взял мобильник и с облечением понял, что покрытия сети здесь нет: каменный свод пещеры экранировал их от любого сигнала, и никто не мог проследить их месторасположение. Он вызвал список звонков, и увидел, что пять последних звонков Дауд сделал на личный телефон Мао.
Джамалудин сел на камень напротив. Он был по-прежнему бос смуглый его профиль в рассеянном свете пещеры казался вырезанным из оникса.
– Я раздавлю Мао, – сообщил Забельцын, – он сядет на двадцать пять лет. Пошли. Марк, вставай. Нам нельзя здесь оставаться.
– Мы не закончили переговоры, – промолвил Джамалудин.
– Потом.
– Сейчас. Я хочу узнать, кто убил моего брата.
– Я не знаю, – ответил Забельцын.
– Я не тебя спрашиваю.
Джамал глядел куда-то за спину Забельцына. Семен Семенович повернулся, и увидел, что в метре от него сидит Марк, а над ним стоит Шамиль, и автомат в руках бывшего боевика упирается помощнику Забельцына в висок.
– Марк, кто убил моего брата? – повторил Джамал.
Рана Забельцына вдруг резко заболела, словно в организме нажали какую-то кнопку.
– Дауд Казиханов, – ответил Марк.
На мгновение воцарилась тишина, а потом Джамалудин медленно повернулся к высокому, немного грузному человеку в залитом кровью камуфляже. Дауд в это время уже пришел в себя.
Он лежал, чуть тяжело дыша и оглядывая присутствующих влажными черными глазами, от которых, казалось, пахло торфом и сгнившей древесной корой, и Салих, наклонившись над ним, снимал его на камеру мобильного телефона.
– Кто заказал тебе моего брата? – спросил Джамалудин Дауда, – Забельцын или Мао?
Глаза Дауда чуть сузились.
– Он заказал меня первый, – ответил Дауд.
Вокруг Джамалудина, казалось, замерз даже воздух.
– Он заказал меня, – заорал Дауд, – Семен Семенович, они все трое заказали меня. Он, и Джамал, и Махам-Расул, они сначала заказали меня Ташову из-за земли…
– Какой на хрен земли?
