мести не действуют».
Самолет накренился, и компьютер, лежавший перед Семеном Семеновичем, пополз к Кириллу. Стюардесса поспешно убирала с соседнего столика икру и фрукты. Крошечная полоска берега в иллюминаторе укрупнялась на глазах, и уже можно было различить вдоль дороги светло-серые коробочки БТРов.
– А кстати, где ваш сын, Кирилл Владимирович?
– Дома. Он прилетел вчера, вместе с Джамалом.
– О да. Он полетел с Джамалом, на подаренном вами самолете, но в списках пассажиров его нет.
Внутри Кирилла все мгновенно захолодело. Их самолет уже выпустил шасси, земля разрасталась, как под увеличительным стеклом.
– О чем вы, Семен Семенович?
Семен Семенович резко развернул к Кириллу экран компьютера. Запись, снятая с телефона, шла крупными зернами. Алихан был за рулем какой-то «четверки», и рядом с ним сидел Мурад Кахаури. «Четверка» притормозила возле румяного мента, который тащил авоську с апельсинами, Мурад окликнул мента и выстрелил в него в упор. «Четверка» уехала дальше.
Кирилл хорошо помнил, когда застрелили мента с апельсинами. Это было
– Я думаю, Кирилл Владимирович, – раздался голос Забельцына, – что у вас неприятности с сыном. Вы ведь не ладите с Хагеном, Кирилл Владимирович?
Их самолет с глухим стуком коснулся взлетной полосы, опустил нос и побежал вперед, туда, где расстилалась красная ковровая дорожка, по обеим сторонам которой торчали БТРы.
Джамалудин Кемиров и сэр Мартин Мэтьюз встречали их на аэродроме, и через минуту после того, как самолет Забельцына приземлился, Семен Семенович уже сидел на переднем сиденье бронированного «мерса», а за рулем был Джамал.
Кортеж хозяина республики летел со скоростью сто пятьдесят километров в час; блокпосты торчали через каждые двести метров; у поворота на завод в поле вперемешку стояли кунги и приземистые серые танки, вдоль огромной площади перед заводоуправлением стояла линия оцепления, а за оцеплением стоял народ.
Их было не десять тысяч, не пятьдесят, и, видимо, даже не сто. Их было двести тысяч, а может, и триста. Обочина шоссе по направлению к городу, сколько хватал глаз, была забита разноцветными коробочками машин и автобусов.
Люди, как муравьи, облепили отрог горы; они махали зелеными флагами, и когда ревущая кавалькада несла их вдоль линии оцепления, Семен Семенович увидел что, все, кто стоят за ней, стоят в черных майках с портретом Джамала. Он даже успел удивиться, откуда столько маек, как вдруг заметил небольшой грузовичок: задние дверцы грузовичка были распахнуты, и в них стояла толстая тетка в белом платке и синей юбке, и раздавала эти майки, к которым в давке тянулись десятки рук, а люди тут же сбрасывали свои майки и надевали эти, новые.
Джамал затормозил у ворот и первым выскочил из машины, и емен Семенович увидел над проходной огромный экран, и на экране – своего спутника, приветственно машущего рукой.
– Джамал! Джамал! – заорала толпа.
Они были в машине вчетвером – Джамал, Забельцын, сэр Мартин и Кирилл Водров. Как только они вылезли, Кирилл попытался отвести Джамала в сторону, но Джамал стремительно шел вперед, к зеленой ленточке, трепетавшей перед воротами, по красной ковровой дорожке, вдоль которой стояли закованные в бронежилеты спецназовцы и трехногие телекамеры.
– Джамал! Джамал!
Молодые ребята стаскивали с себя майки с изображением Джамалудина, и размахивали ими, как на рок-концерте.
– Джамал! Джамал!
Перед воротами, в инвалидной коляске, сидел и.о. президента республики, Сапарчи Телаев.
Семен Семенович не видел Сапарчи с момента назначения и поразился, как изменился председатель парламента. Еще полгода назад это был терминатор: Брюс Уиллис и Сильвестр Сталлоне в одном лице, случайно прикованный к инвалидному креслу, так что, казалось, сейчас он упрется в стальные поручни одним движением накачанных мышц, встанет, и пойдет, а если надо, то и кресло понесет за собой на одном пальце.
В лице его, хитром и жестоком одновременно, всегда кипела жизнь, оно непрестанно менялось, глаза подмигивали, брови хмурились, крепкие желтые зубы, казалось, были готовы отхватить от жизни все, несмотря на увечье. И какой там аэропорт! Не то что без ног в аэропорт приехать, а и без крыльев полетать Сапарчи было – плевое дело.
Теперь на площади перед телекамерами сидел тяжело больной человек с осунувшимся лицом и глубоко запавшими глазами. А плазменный экран поверх него показывал смуглое лицо Джамала.
Они подошли к президенту, и Семен Семенович крепко пожал ему руку. Сверкали фотовспышки, и звукооператоры протягивали к ним черные камышины микрофонов на длинных сверкающих шестах.
– Джамал! Джамал!
Джамалудин поднял руку, и толпа замерла, как кипящая кастрюля, которую ловкая хозяйская рука убрала с огня. Забельцын заговорил. Он говорил что-то подобающее случаю, по увеличение ВВП и единство России, а потом за ним заговорил сэр Метьюз. На микрофонах, протянувшихся к нему со всех сторон, было написано BBC, CNN и Fox News.
Откуда-то явилась серебряная подушечка, на которой вместо ножниц лежали два остро наточенных горских кинжала. Один кинжал взял Семен Семенович. Другой – Сапарчи Телаев. Один из помощников подкатил его к ленточке, и Забельцын поднял кинжал, чтобы перерезать ее одновременно с и.о. президента.
И тут Сапарчи поднял голову.
– Не так режем, – сказал Сапарчи. – Джамалудин, это проект Заура. Тебе и резать.
Джамалудин вежливо покачал головой.
– Джамал, – сказал Сапарчи, – я настаиваю. Этот завод начал строить твой брат.
Джамалудин заколебался. И тут кто-то из его людей громко захлопал в ладоши, а Шамиль заорал:
– Джамал! Джамал!
Джамалудин взял нож и пошел к ленточке. Он шел навстречу иностранным телекамерам, своей быстрой рысьей походкой, чуть вразвалочку, немного наклонившись вперед, в светлом, цвета стали костюме, и белой манишке, над накрахмаленным воротом которой сидело неправильное, смуглое лицо с волчьими угольями глаз, – то самое лицо, которое сейчас глядело на толпу с экрана и с плаката над проходной, лицо, впечатанное в десятки тысяч маек, которыми размахивала на площади обезумевшая толпа.
«Как ему это удается? – подумал Семен Семенович, – ведь он же покойник. Он же приговорен. В республике не сотни, а тысячи людей, которые мечтают о его смерти. Ну да, он согнал эту толпу, он привез ее в автобусах, он раздал им майки, но неужели он не боится, что в этой толпе найдется хоть один киллер? Он что, считает, что он уже умер?»
Джамалудин подошел к ленточке, поднял сверкающий золотом кинжал и улыбнулся Забельцыну. И тут Сапарчи заговорил снова.
– Семен Семенович, – сказал он, – я, как исполняющий обязанности президента республики… Я уже стар, и болен… Я ухожу. И прошу назначить президентом Джамала.
– Ни в коем случае, – сказал Джамалудин, – вы старше меня, Сапарчи Ахмедович, и куда опытней. Кто должен быть президентом республики – решать не нам, а России.
Сапарчи вздернул рот в улыбке и вдруг, твердой рукой взявшись за рычаг, крутнул его так, что инвалидное кресло вылетело из-за ограждения и застыло прямо посереди площади. Похоже, этот человек все-таки хотел решать сам: даже там, где решение касалось вопроса о том, как уйти.
– Семен Семенович, – громко сказал Сапарчи, и три громадных экрана показывали собравшемуся народу его набрякшее, тяжелое лицо, а голос его разносился над площадью, усиленный десятком динамиков, – я настаиваю. Братья Кемировы построили этот завод. Джамал – единственный человек, который достоин быть президентом республики.
