использованных ими салфеток и, когда меня никто не видел, вытащила несколько изжеванных колпачков от шариковых ручек у них из парт. В общем, к концу недели у меня набралось столько самого разнообразного материала, что его с избытком хватило бы и для дюжины деревянных куколок. И во время Хэллоуина я припомнила своим врагам их должок.
В тот вечер в школе была дискотека. Прямо мне, конечно, ничего не сказали, но и так было всем известно, что Скотт собирается прийти на дискотеку с Жасмин. И все были уверены, что, когда я их там увижу, беды не миновать. Но я вовсе не собиралась идти на эти танцульки; а вот беду я им определенно намерена была гарантировать. И если бы Скотт или кто-то другой встал у меня на пути, то, не сомневаюсь, вышло бы еще хуже.
Вспомните, я ведь тогда была совсем еще юной и очень наивной во многих отношениях. Хотя, конечно, не такой наивной, как Анук, и не настолько склонной к угрызениям совести, как она. Но меч моей мести был как бы обоюдоострым: эта месть удовлетворяла требованиям моей Системы и одновременно доказывала совершенство моих познаний в области практической химии, что, безусловно, повышало и мою самооценку, и мою уверенность в успехе задуманного эксперимента.
Честно говоря, в шестнадцать лет я еще не слишком хорошо разбиралась в воздействии на организм различных ядов. Я знала, разумеется, как действуют наиболее известные из них, но пока что применять их на практике мне не доводилось. Я считала, что пора сделать первый шаг в этом направлении, а потому составила смесь из всех наиболее опасных веществ, какие только сумела достать. Корень мандрагоры, ипомея, тис — все это имелось у матери в лавке; если любой из этих ядов растворить в водке, то практически невозможно впоследствии определить его присутствие в организме того, кто эту водку выпил. Водку я купила в магазине на углу. Полбутылки ушло на приготовление тинктуры, в которую я добавила и еще кое-какие открытые мной ингредиенты — например, сок одного замечательного пластинчатого гриба; мне здорово повезло: этот гриб я отыскала прямо на территории школы под зеленой изгородью. Затем я осторожно слила приготовленную тинктуру обратно в бутылку, пометив ее знаком Хуракана-Разрушителя, и оставила прямо на парте в своей открытой школьной сумке. Я не сомневалась: все остальное довершит судьба.
Разумеется, уже к большой перемене бутылки и след простыл. Вскоре Скотт с дружками как-то странно развеселились, а потом и совсем распоясались. Я же отправилась из школы домой, чувствуя себя почти счастливой, и завершила приготовления тем, что всем шести куколкам проткнула сердце длинной острой иглой, одновременно шепнув каждой на ухо кое-какие тайные слова.
Жасмин — Адам — Люк — Дэнни — Майкл — Скотт…
Разумеется, я не могла знать, что они не просто сами выпьют эту водку, а выльют ее в чашу с фруктовым пуншем, приготовленным для дискотеки, желая сделать его позабористей, и тем самым значительно расширят круг «осчастливленных» моей замечательной тинктурой. На такую удачу я даже и не рассчитывала.
Воздействие пунша, как я слышала, было просто потрясающим. Он вызвал непрекращающуюся рвоту, галлюцинации, кишечные и желудочные колики, паралич, отказ почек и недержание мочи у сорока с лишним моих соучеников, включая, разумеется, и шестерых главных преступников.
Между прочим, могло быть и хуже. К счастью, никто не умер. Во всяком случае, сразу. Но отравление такого масштаба не могло пройти незамеченным. Полиция организовала расследование, кое-кто проговорился, и в конце концов они во всем признались. Но обвиняли в случившемся и меня, и друг друга — причем каждый пытался свалить вину на других, а себя оправдать. Они рассказали, что действительно сунули подожженную ракету в щель нашего почтового ящика, а потом украли у меня из портфеля бутылку водки и сдобрили этой водкой пунш — но дружно твердили, что даже не догадывались, что за водка в этой бутылке.
Естественно, после этого полиция заявилась к нам. Необычайный интерес у них вызвали запасы трав, имевшиеся у моей матери; потом они весьма дотошно допросили меня — разумеется, безуспешно. В шестнадцать лет я прекрасно умела молчать и молчала, как стена, и ничто — ни кнут, ни пряник — не могло заставить меня изменить свои показания.
Да, у меня в портфеле действительно была бутылка водки, сказала я. Я сама ее купила — хоть и против своего желания — по настойчивой просьбе Скотта Маккензи. У Скотта были большие планы, связанные с дискотекой; он предложил принести и кое-что еще, чтобы (как он выразился) немного оживить вечеринку. Я догадалась, что он имеет в виду наркотики и алкоголь, а потому решила на вечер вообще не ходить: у меня планы Скотта ни малейшего энтузиазма не вызывали.
Я, конечно, понимала, что поступаю неправильно, призналась я; мне следовало раньше все рассказать, но я боялась. После той истории с ракетой и пожаром я все время боялась, что они устроят еще какую-нибудь гадость, а потому уступила и согласилась купить им эту бутылку.
Но видимо, что-то у них пошло наперекосяк. Вообще-то Скотт не слишком разбирается в наркотиках, сказала я, и, наверное, просто переборщил с дозой. Я рыдала крокодиловыми слезами, излагая все это офицеру полиции; потом честно выслушала его лекцию, изобразила радость по случаю того, что избегла наказания, и пообещала никогда больше не участвовать ни в чем подобном.
Это был отличный спектакль, и он полностью убедил полицейских. Зато моя мать по-прежнему сильно сомневалась в моей невиновности. А уж когда она обнаружила деревянных куколок, то от сомнений у нее не осталось и следа; уж она-то прекрасно знала свойства тех веществ, которыми торговала, и сразу догадалась, чьих рук это дело.
Я, разумеется, все отрицала. А она, разумеется, мне не верила.
«Люди же умереть могли!» — все повторяла она. Можно подумать, я этого вовсе и не хотела! Да после того, что они сделали, мне было абсолютно наплевать, умрут они или выживут! Тогда мать заговорила уже о том, что самой ей со мной не справиться, ей необходима помощь — возможно, подросткового психолога, — чтобы я научилась всегда советоваться со взрослыми, и как-то управлять своим гневом, и так далее…
— Мне вообще не следовало брать тебя в прошлом году в Мехико! — заявила она. — Ведь до этого все у тебя шло хорошо — ты была такой послушной, милой девочкой…
Вот придурочная, думала я. Глупая курица! Верит каждому встречному на слово, а теперь ей еще и в голову втемяшилось, будто ее «послушная, милая девочка», которую она «зря взяла с собой» в Мехико на Dia de los Muertos, попала под влияние некоей злой силы, которая и изменила ее до неузнаваемости, сделав способной совершать любые самые ужасные поступки.
— Это все та черная пиньята, — кудахтала она. — Что же там было внутри? Что?
И тут у нее началась самая настоящая истерика, и я почти перестала ее понимать.
Я эту черную пиньяту и не помнила вовсе — это было так давно, а кроме того, во время карнавала там было столько разных пиньят! Да и что там могло быть внутри? Ну, сласти, наверное, какие-то, всякие мелкие игрушки, амулетики, черепа из сахара — все то, что обычно и кладут в пиньяту, празднуя День мертвых.
Нельзя же предполагать, что там могло быть нечто иное — что какой-нибудь дух или бог (может, даже сама Санта Муэрте, старая жадная Миктекасиуатль, владычица подземного мира) проник в меня во время этой мексиканской поездки?..
И я сказала матери: если кому-то и нужна помощь психолога, так это тем, кто выдумал все эти сказки! Но она настаивала на своем; она даже осмелилась заявить, что у меня «неустойчивая психика», и все цитировала кредо своей дельфиньей секты, а под конец сказала, что если я не признаюсь честно в том, что сотворила, то выбора у нее не останется…
Это в итоге все и решило. В ту же ночь я собрала кое-какие вещи и отправилась в путь, чтобы уже никогда не вернуться назад. С собой я прихватила два паспорта, материн и свой, немного одежды, небольшую сумму наличными, а также кредитные карточки матери, ее чековую книжку и ключи от магазина. Можете назвать меня сентиментальной, но я также взяла на память ее сережку — крошечные серебряные туфельки — и прицепила к своему браслету в качестве амулета. С тех пор там прибавилось немало всяких висюлек. Каждая из них — это своего рода трофей, свидетельство того, сколько жизней уже собрано в моей коллекции и сколькими из них я воспользовалась, желая обогатить свою собственную жизнь. Но началось это действительно так. С одной-единственной пары крошечных серебряных туфелек.
Собравшись, я тихонько спустилась вниз, запалила парочку шутих, купленных заранее, и бросила их
