принадлежавших ей, резко упали и содержать этот дом становилось ей не под силу. Не стало также и арендной платы за землю, доставшуюся ей в наследство от мужа – некому было сеять на ней злаки или выращивать корнеплоды: крестьяне подались в города или разбежались по окраинам государства, где новая власть судов благочинных еще не успела утвердиться, а старая власть Метрических Приказов уже отмерла.
Шагая домой, Максим какое-то время размышлял о том, не навестить ли ему Варвару, а потом отказался от этой бестолковой идеи. Если она согласилась жить с Акакием, значит, способна вытерпеть его. Но когда он открыл дверь квартиры и прошел на кухню, где Касиния успела приготовить сносный ужин из жареной рыбы и пшенной каши, решимость забыть Варвару вновь сменилась сомнениями.
– Какие-то проблемы, папа? – поинтересовалась дочь.
– Касенька… – задумчиво ответил Максим, жуя кашу. – Ох, прости, сорвалось с языка, – извинился он, заметив насупленную физиономию девочки. – Вот что я думаю. Может быть, нам с тобой новую маму к нам привести? Все полегче будет с хозяйством управляться.
– А это хорошая женщина? – мрачно произнесла она. – Вообще-то… А ты немного подождать не сможешь? Все-таки я хорошо справляюсь. Мне совсем немного осталось… Годика четыре всего.
– Я подумаю, – улыбнулся Максим. – Но ты не расстроишься, если… – Он махнул рукой и привлек дочь к себе, ероша ей волосы, а Касиния молча обхватила его руками. – Она будет хорошей женщиной, обещаю тебе.
В том, что новая жена, кем бы она ни оказалась, сможет сойтись характерами с дочерью, он был не уверен. Но не отдавать же Касю в приют для сирот при Храме Смерти, в самом деле – Максим не только привязался к ней, но и считал себя обязанным поддерживать девочку до совершеннолетия, раз уж так сложилось. Кроме всего другого, в приюте ей долго не протянуть, слишком уж у Касинии мягкий и женственный характер, и ножом-то владеть толком не выучилась.
Неплохо было бы, в самом деле, завести в квартире хозяйку. Вон как на него Сусанна в “Студиозусе” поглядывала, когда он еще учился в Университете, да и на улице Максим нередко замечал любопытствующие взгляды женщин. Лежа в кровати и слушая ровное, едва заметное дыхание дочери, он всерьез размышлял на эту тему чуть ли не целый час, пока наконец сон не сморил его.
Проблема получила решение очень быстро, и совсем не таким образом, на какой рассчитывал переводчик. Буквально на следующий день, выходя из здания Военного ведомства – был уже ранний вечер – он увидел короткую процессию гвардейцев из четырех человек. Они конвоировали еще двоих – потерянного и обросшего щетиной типа, в котором Максим после секундного колебания узнал своего ориенского приятеля, и понурую женщину в длинном сером платье, с увязанными в хвост волосами.
– Фаддей! – вскричал он и бросился наперерез гвардейцам, на мгновение смяв их строй. Они сбились с шага и едва не проткнули Максима штыками, однако удержались и стали теснить его в сторону, к выходу из ведомства. – Что случилось?
– Уйдите с дороги, сударь! – рявкнул капрал с почти развязавшимся зеленым бантом в петлице.
– Лучше отойди, Макси, – услышал он негромкий голос женщины, с ужасом узнавая в ней Февронию.
– Постойте! – воскликнул он. – В чем провинились эти люди? Я их знаю. Это ведь инженер с фабрики Поликарпова и будущая учительница!
Но солдаты и не думали удовлетворять любопытство Максима, а сам Фаддей молчал, в каком-то отупении глядя сквозь земляка. Судя по всему, он ничего не замечал вокруг себя и переставлял ноги механически, и возгласы земляка ничуть не повлияли на него. Максим хотел дернуть его за рукав, но не успел – гвардейцы оттеснили его от арестантов, грубо толкнув в сторону, и продолжали движение. “Лучше бы тебе, парень, не знать их”, – пробормотал под нос капрал. Переводчик отправился за ними, однако далеко не ушел: инженера с подругой свели в подвальные помещения и захлопнули за ними массивную решетчатую дверь. Дежуривший тут солдат хмуро окинул чиновника взглядом и крепче стиснул винтовку.
Забыв о том, что собирался пораньше пойти на рынок, Максим бросился вверх по лестнице и вскоре уже был в приемной товарища министра. Тут сидели припозднившиеся чиновники с пухлыми папками, многие в офицерских мундирах, и негромко переговаривались.
Симпатичная секретарша воззрилась на запыхавшегося переводчика:
– Вы записаны на прием, сударь?
Максим подошел к ее столу и наклонился над ним.
– Моя фамилия Рустиков.
Девушка на мгновение смешалась, будто что-то припоминая, затем ее личико выразило самый живой интерес к сотруднику. Она вскочила и прошла в кабинет Магнова, с трудом придержав массивную деревянную дверь. Остальные посетители замолчали и хмуро смотрели на выскочку, вздумавшего проникнуть к Элизбару минуя всякие бюрократические рогатки.
– Проходите, сударь, – прошептала девушка, возникая из кабинета начальника.
Максим заскочил туда, едва не сбив секретаршу, и почти столкнулся с Магновым. Тот покинул свой стол, стоявший в дальнем конце длинного затененного помещения, и нетерпеливо мял пальцы. “Законный” посетитель остался ждать его, причем достаточно далеко от выхода, поэтому услышать он ничего бы не смог. На Элизбаре была изящная гражданская одежда – коричневый сюртук и белый пикейный жилет, а также черные штаны, из-под которых торчали острые носы туфель. Шею помощника министра охватывал платок в коричневых разводах.
– Говори, – приказал Магнов. “Только бы мой вопрос не показался ему мелким!” – мелькнуло у переводчика, и он сказал:
– Я только что видел, как арестовали Фаддея. Это мой земляк из Ориена, он работает инженером у Поликарпова. Отличный специалист. – “Смерть забери, что за чепуху я несу”. – А с ним была студентка, ее зовут Феврония.
– Фамилий не помнишь, конечно? – усмехнулся Элизбар. Максим помотал головой. – Ну и чего ты от меня хочешь? Наверняка эти люди преступники. В прошлом году с ними бы и разбираться не стали, а теперь будет суд… Ты что же, полагаешь, они невиновны?
– Я не знаю… Феврония совсем неопасная женщина, какая она преступница? – Максим растерялся, потому что понял – его “ходатайство” не имеет особого смысла и попросту некрасиво, если его друзья и в самом деле совершили какое-то злодеяние. Почему они не должны понести наказание, когда ежедневно погибают сотни других людей, не имеющих “высоких” связей? Чтобы окончательно не запутаться, он сказал: – Пожалуйста, сделайте так, чтобы расследование и суд были объективны. Может быть, найдутся смягчающие мотивы или указания Собрания…
Элизбар достал из внешнего кармашка мундира листок бумаги и нацарапал в его уголке карандашом два-три слова, потом кивнул и посмотрел на посетителя, терпеливо дожидавшегося его.
– Хорошо, – проговорил он. – Завтра вестовой принесет тебе конверт от меня, там будет все, что я выясню по этому делу.
– Спасибо, – виновато улыбнулся чиновник и коротко поклонился. Чувствуя между лопаток сверлящие взгляды людей, сидевших в приемной, он вышел из кабинета к лестнице, чтобы отправиться наконец на рынок. Скорее всего, многие посетители сочли его доносчиком, примчавшимся с особо горячей новостью и пренебрегшим необходимостью таиться от чужих.
После некоторого размышления он понял, что ожидать какого-то иного решения судей, кроме расстрельного, вряд ли стоит. Но надежда все равно оставалась: на то, что товарищ министра успеет вникнуть в проблему и найти лазейки, которые бы позволили отпустить Фаддея с подругой, или хотя бы на то, чтобы спасти Февронию, потому что просто так инженера, конечно, никто бы не схватил. Наверное, жажда научного познания завела его в какие-нибудь уж совсем опасные дебри и он преступил закон незаметно для себя, открыв что-нибудь ужасное… “Интересно, когда он успел спеться с Февронией? – задумался Максим, шагая по влажным после дождя улицам в сторону Южного моста. – Пожалуй, никто иной был бы не в состоянии окрутить его. Только такая беззаветная и нетребовательная девушка”.
Поистине, сегодня у переводчика выдался день неожиданных встреч. Не успел он выбрать и купить пару фунтов свеклы – цены к вечеру упали, и кучи талеров в кармане вполне должно было хватить фунтов на десять разных овощей и даже фунт мяса, – как в соседнем ряду увидел Варвару. Он замер, и торговцу
