недоверие.
– Тем лучше. Кому может быть известно то, что никому не известно?
– Да вы философ, Кастор, – сказал Магнов. – Позвольте я закончу за вас, а то нам не избежать экскурса в экономику. Максим, как по-твоему, есть у республики достаточно крупный и хорошо вооруженный корабль, который был бы в состоянии провести разведку большого острова? Ты самый известный в Селавике эксперт по морскому флоту, и наши уважаемые коллеги хотели бы услышать твое мнение по этому вопросу.
Рустиков помолчал с глубокомысленным видом. Если эти важные люди обратились именно к нему, в форме частного вопроса, а не с официальной бумагой в Военное ведомство, написанной на имя министра – значит, они до поры не хотят предавать свои планы огласке. Он перечислил про себя несколько самых подходящих судов – броненосец “Викентий Великий”, после краха династии ставший банальным “Селавиком”, крейсер “Петрополис”… И все! Семь-восемь относительно мощных судов, построенных еще при Афиногене, слишком ненадежны, потому что исчерпали ресурс. Они пока стоят на “боевом дежурстве”, как выражаются флотские командиры, однако рассчитывать пройти на них тысячи миль без поломок – безрассудство.
– Как хорошо должно быть вооружено судно? – спросил он.
– По меньшей мере шестьдесят стволов по обоим бортам, – заявил капиталист. – Плавание опасное, а что ждет его в конце – не знает никто. Команда – не меньше четырехсот душ, каждый с личным оружием. Трюмы вместительные, чтобы можно было захватить порядочно груза. И привезти образцы тамошних ископаемых.
– Мне нужно свериться с документацией, – сказал Максим, ожидая разочарованных возгласов. – Но мое предварительное мнение таково: в Селавике сейчас нет судов, полностью удовлетворяющих всем вашим условиям, сударь. Другое дело, если удастся перестроить какой-нибудь из имеющихся – вот поэтому мне и нужны документы.
– Что ж, – после некоторого молчания заметил Луппов. – Только имейте ввиду, добиться согласия Собрания на выделение средств будет не так просто. И Храм может быть против затрат на постройку нового корабля…
– Этот ваш Храм, – поморщился фабрикант. – Пригрели на свою голову!
Неловкая фраза дольменца моментально рассеяла ту деловую атмосферу, что плотным туманом сгустилась вокруг чиновников. Они дружно рассмеялись, и спустя секунду сам Кастор визгливо хихикал, посверкивая пенсне.
– Хорошо, я поговорю с Лонгином, – отсмеявшись, сказал Кенсорин. – Думаю, мне будет нетрудно убедить его, что вам необходим недельный отпуск. Надеюсь также, что нет нужды лишний раз напоминать вам о том, сударь, что этот замысел раньше времени не должен стать достоянием прессы.
Максим сдержанно кивнул и поймал одобрительную улыбку Элизбара. Затем пятерка собеседников как- то незаметно рассыпалась – дольменец отправился в сторону смешливой толстушки, развалившей оркестр, Магнова увела Шушаника, Прохоров ринулся к столу с остатками ушек, а фругифер махнул какому-то храмовнику в скромном темно-сером плаще и удалился с ним за трон.
В этот вечер случилась еще пара событий, гораздо, впрочем, менее значительных, чем беседа с важными деятелями Селавика и Дольмена. Сначала Максим встретил Наркисса Филимонова, который к этому времени успел дослужиться до начальника Архивного отдела Метрического ведомства и отрастил заметное брюшко. Несмотря на свои девятнадцать лет, выглядел он солидно. Разговаривать с ним Максиму было скучно, общих воспоминаний у них почти не оказалось, и он быстро отошел к другой, женской компании. На полпути к ней его и перехватил наконец Евграф.
Мальчишка слишком нагрузился вином, и речь его звучала невнятно.
– Сударь, выслушайте же меня наконец! – воззвал он к переводчику, почему-то переходя на вежливую форму обращения. – Позвольте мне предложить руку вашей дочери. Я хочу иметь от нее детей.
Выпалив это смелое признание, Евграф пьяно покачнулся и выпучил глаза, запоздало испугавшись.
– А не рано ли нацелились, сударь? – нахмурился Максим. – Касиния еще в четвертом классе учится. Три года ждать придется.
– Я подожду! – обрадованный тем, что его не размазали по каменной вазе, воскликнул младший эксперт. – Я готов подождать, сударь. Так вы не против?
– Поглядим через пару лет, – усмехнулся чиновник.
Он упустил момент, когда Касиния попалась на глаза этому наивному эксперту – судя по всему, тот несколько раз видел их вместе, когда Максим гулял с женой и дочерью по набережной. Смерть знает, как он сумел разглядеть под шубкой и шапкой стройную фигуру Каси и ее длинные, тщательно уложенные в прическу волосы. Лицом она совсем не напоминала покойную Домну, скорее уж Кася походила на некоторых из Королей, не страдая их выморочной бледностью. В свои одиннадцать лет она заставляла оглядываться встречных парней, и Максим, заметив это, попросил ее не гулять слишком поздно.
Он иногда замечал, что Касиния ведет себя так, будто рассчитывает со временем занять место его жены – встречает после работы поцелуем, ходит за покупками в лавки и на рынок. Она и Конкордию не считала кем-то вечным. Ни разу Максим не слышал от нее ни слова против кого-либо из его жен, и она как будто ни на минуту не теряла уверенности в том, что со временем станет полноправной хозяйкой в его доме.
Максим старался не думать об этом, потому что, как ни смотри на вопрос, она была его дочерью, хоть и не родной. Он ни за что не взглянет на нее как на женщину, пока ей не исполнится четырнадцать лет, а к тому времени ему уже будет двадцать один.
А это уже слишком солидный возраст, чтобы заводить новую жену. В это время пора уже и о матушке Смерти задуматься.
В то злосчастное похмельное утро, уйдя от Исидоры, он вернулся домой часам к одиннадцати, едва добравшись до дверей квартиры. Чертежница попросту измотала его – если не врала, – или же это похмелье так трудно переживалось молодым кораблестроителем.
Как назло, осеннее солнце припекало, и нездоровый пот так и катился с Максима, изнывавшего от жажды и головной боли. Он реки терпко воняло керосином и перегнившим мусором.
В дверях квартиры он нос к носу столкнулся к хмурой Конкордией. Она мельком окинула мужа взглядом и выкатила коляску с Анфисой за порог. Максим заметил, что на ручке коляски висит объемистая сумка, набитая чем-то явно тяжелым, однако сил помочь жене или хотя бы спросить, что и зачем она выносит, у него не нашлось.
Очухался он только ближе к вечеру. Касиния тонко уловила момент возвращения Максима к жизни, и словно между делом сообщила:
– Она не вернется.
– Кто не вернется? – не понял корабельщик.
Но дочь промолчала, сосредоточенно решая в тетрадке школьную задачку. Продолжила она только через полчаса, когда Максим вернулся из кухни, накачавшись крепким чаем – но повторила буквально то же самое.
– А как же ее вещи? – озаботился Максим. После долгой паузы он понял, что другие слова даже не пришли ему в голову. Видимо, и в самом деле настал момент, когда их брак с Конкордией подошел к концу. Она все-таки появилась часов в семь, в сопровождении неуверенного типа примерно ее лет, мявшегося возле дверей.
– Я бы хотел попрощаться с Анфиской, – сказал кораблестроитель.
– Больше ты ничего не хочешь мне сообщить? – спросила она. Максим отрицательно качнул головой – слов и в самом деле не прибавилось. Что тут можно добавить? – Зато я хочу объяснить, почему приняла это решение…
– Не нужно. Я и так знаю, что слишком мало времени уделял семье.
– Да, мало! – разозлилась Конкордия. Потом махнула рукой, нагрузила нового мужа тюками и удалилась, на этот раз уже окончательно. А Максим зажег свечу, стараясь не смотреть на дочь, и достал письмо из Навии. Он чувствовал, что Касинии не по себе, и понимал, почему – она слишком привязалась к Анфисе. Что ж, опыт потерь позволит ей пережить и эту, очередную.
“Здравствуй, Максим! – писал Элизбар в своем частном послании. – Жизнь в столице наконец-то наладилась, травить аристократию и родственников Короля выходит из моды. По правде говоря, осталось их совсем мало, многие сбежали в Дольмен или даже в Магну. На их место пришла новая аристократия “из народа” – высшее чиновничество, по большей части вскормленное старой администрацией. Бывших писарей
