Заявку и копию метрики, заверенную в местном Приказе, направлять почтой по адресу Адмиралтейства в Питеборе (ул. Кыскина, 29)”.
Это извещение было напечатано во всех селавикских газетах, от Петрополиса до Кукшира. Газетчики, разумеется, не стали высказывать удивление, но всех, и Максима в том числе, смущало “вывернутое” возрастное ограничение. Ведь такие старые матросы и механики вряд ли смогут с молодцеватым задором исполнять многочисленные корабельные обязанности. С другой стороны, предприятие и в самом деле будет опасным, рисковать молодыми жизнями не стоит. Так оно, в общем, и понималось в обществе, то есть теми, кому экспедиция к неведомым берегам была интересна. А таких граждан на всю страну насчитывалась едва ли сотня тысяч, микроскопическая часть всего населения – промышленники и образованные рабочие, моряки и торговцы.
Надо признать, даже Магнов не ожидал, что в стране найдется достаточное количество нужных людей. Потому он и не ставил излишне жестких условий, вместо этого употребив слова “приветствуются” и “предпочтение”… Однако набралось почти пятьсот кандидатов, и пришлось устраивать заочный конкурс. У претендентов запросили их физические данные и отметки за школьные предметы.
К весне должно было набраться нужное количество людей – двести семьдесят матросов и механиков. Инженерно-командный состав подбирался в Адмиралтействе, и к этому вопросу по настоянию Магнова подошли весьма ответственно. Капитаном был назначен ветеран северной военной кампании – относительно успешной, потому как удалось потопить дольменский крейсер – Варнава Фантинов. Этот жилистый, седоватый морской волк напоминал ухватками капризного Короля, однако досконально знал свое дело и славился осторожностью. Такой не бросит судно на рифы, желая протаранить их носом, и не прикажет догонять каперское судно, чтобы всадить в него весь арсенал. Здравомыслящий, редкий для Селавика человек, одним словом.
По мере приближения июня 539 года в прессе вновь стали появляться заметки и целые статьи о таинственном острове Вивария, но точных сведений о нем у газетчиков так и не прибавилось. А вообще “Афиноген” приелся и даже воспринимался некоторыми деятелями в Собрании как некий осколок прежней эпохи. По счастью, сейчас он уже почти не требовал затрат, а оставшиеся вложения следовало сделать промышленной империи Кастора. Некоторые иллюминаты, впрочем, разумно указывали на расходы по содержанию команды и другие траты, в частности на уголь, газ и керосин, но Власию Луппову и его верным фругиферам удавалось отбить эти эпизодические наскоки.
Благодаря крупным вложениям дольменского капитала в экономику бюджет исполнялся уверенно, и можно было не сокращать когда-то созданные программы. А эта к тому же всемерно поддерживалась в правительственной печати. Магнов и его команда вовсю пользовались влиянием “Навийских ведомостей”, порой даже приплачивая газетчикам.
Утром самого обыкновенного дня поздней весны, в двадцатых числах мая Максим, как всегда, собирался на службу. Все его семейство, за исключением разве что Еванфии, которой сегодня предстояло сдавать один из выпускных экзаменов в Университете, еще почивало в своих комнатах особняка.
Небо нынче было серым, пасмурным, и товарищ министра облачился в кожаные брюки и легкий темно- коричневый свитер из овечьей шерсти деревенской выделки, купленный женой на рынке. Останется надеть кожаную же кепку, и наряд его будет почти целиком совпадать с новой шоферской модой. В последнее время вообще в среде высшего чиновничества стало принято подражать в одежде разным трудовым униформам. Пусть при этом особо заслуженные сановники и носили аристократические титулы.
Новая аристократия стремилась хотя бы внешне походить на рядовых сограждан. А иначе зачем было устраивать свержение династии, трубя о ее прогнившей сути на каждом углу перед голодными толпами?
Поцеловав сонную, беременную на пятом месяце Еванфию, Максим спустился в столовую застал там завтракающую студентку.
– Привет, Касенька, – сказал он. – Ну, чем нас сегодня Харита порадовала?
– Как обычно, – усмехнулась дочь.
Точно, на тарелках был разложен типичный для кухарки набор яств – печеная рыба без костей, раковый салат и непременный, слишком сильно прожаренный антрекот. Максим взял серебряные вилку и нож и принялся со скрипом кромсать мясо.
– Что-то я не помню у тебя такого симпатичного наряда, – проговорил он. На девушке красовался вишневый жакет с лопастями нескольких отложных воротников, с баской. Юбка у нее оказалась расклешенной, с трехвершковым разрезом – очень современная студентка, право слово. – В мои годы молодые девушки не носили таких смелых…
– Да ладно тебе, старик выискался! Симпатичные, говоришь, тряпки? Это Евграф купил. Мне не очень-то нравятся. Я так надела, пусть порадуется дурачок, он же меня сегодня на своем мобиле до Университета подбросить обещал. Все равно сестру подвозит, и за мной заедет.
Тут со стороны Пароходной раздался гудок клаксона, и Касиния подбежала к окну. Помахав кому-то рукой, она вернулась к столу и одним глотком допила роландский кофей. Затем шагнула к Максиму и обняла, прижавшись маленькой грудью к его спине.
– Я ждала тебя ночью… – пролетел горячий ветерок по его правому уху. – Ох, ты уже три дня не заходишь.
– Устал вчера. – Вилка с насаженным на нее куском антрекота замерла на полдороге. – Девочка моя, тебе пора замуж. Хоть за Евграфа, что ли. Мне кажется, Еванфии трудно мириться с положением старшей жены, к тому же она ждет ребенка… Ей вредно волноваться.
Руки Касинии напряглись, и Максим почувствовал ноготки, царапающие его плечи.
– Барон Рустиков, вы желаете выбросить жену на улицу? – холодно поинтересовалась она. – Имея право на большее, желаете ограничить себя? Кстати, я тоже хочу ребенка, прямо-таки требую. – Она внезапно прыснула и поцеловала его в щеку, мазнув помадой. Максим обернулся, силясь рассмотреть выражение ее лица, однако девушка уже отвернулась, ее мягкие каштановые волосы словно приливная волна прокатились по голове товарища министра.
Снаружи раздался еще один гудок, и Касиния поспешила к мобилю.
– Я нынче задержусь, – бросила она через плечо, уже в дверях. – В “Студиозус” с подружками пойдем, сразу после экзамена.
Товарищ министра послушал затихающий, бодрый цокот ее каблуков и медленно вернулся к завтраку. Антрекот успел остыть, и кофей уже не парил, но Максиму было все равно – он почти не чувствовал вкуса пищи. Почему-то вдруг вспомнилось, что именно в этот день, четырнадцать лет назад, погибла София.
На крыльце дома он разминулся с небольшой бригадой рабочих, переносивших в кухню свежие запасы торфа. Агапит нетерпеливо бегал вокруг мобиля, зачем-то пиная покрышки, но при виде хозяина сразу бросил это пустое занятие. Ехать-то было всего квартал, однако разогнаться он все равно успел, выжав из машины все ее тридцать верст в час. Прирожденный шофер, определенно, а уж столбов посшибал – не счесть.
Еннафа встретила начальника обычным приветствием и словами:
– Господин Рустиков, только что приходил секретарь министра Магнова с просьбой явиться на прием.
Максим прошел немного вглубь коридора и без задержки попал в кабинет начальника. Тот стоял у окна, заложив руки за спину, а неразобранные бумаги неряшливо валялись на его обширном столе с витыми ножками. Редкий случай: министр надел свою генеральскую форму с единственной, зато главной наградой государства – Звездой Смерти, дарованной ему вместе с титулом герцога при закладке “Афиногена”. Утреннее солнце отражалось от окон Метрического ведомства, стоящего на противоположной стороне Викентьевской. Заслышав шаги товарища, министр повернулся к нему, и Максим вдруг увидел, что Элизбар словно потерял некую внутреннюю арматурину. Его левый висок неожиданно сверкнул белизной.
– Я ухожу в отставку, – произнес Магнов.
– Как? – растерялся Рустиков. – Уже?…
– Пора. Вчера доставили рапорт из Адмиралтейства, последние испытания ходовой части броненосца прошли успешно. Все восемь котлов легко выдержали испытание на форсированном режиме, и комиссия подписала акт приемки судна. Мне пора занять пост первого помощника капитана, отплытие состоится первого июня.
