осколками. Вокруг рушились балки, кирпичи и горящие доски, а Паркер медленно шел, выпрямившись во весь рост и держа обколотые куски стекла прямо перед собой – так официант разносит на фуршете поднос с бокалами.
Еще один снимок.
Генри Чисмен стоял в проулке, выходящем на улицу напротив горящего дома. Искры медленно возносились в небо.
Крайне важно зафиксировать это событие. Трагедия мгновенна и скоропреходяща. А горе нет. Горе неизбывно.
Фотография: женщина-полицейский, по лицу ручейками струится кровь.
Фотография: блики огня на хромированных частях пожарных машин.
Когда Чисмен добрался до дома-укрытия, пожар уже начался и агенты с полицейскими вываливались наружу. Ему оставалось только снимать.
Посмотрев вдоль улицы, он заметил того, кто назвал себя Джефферсоном. Мужчина что-то опустил на капот автомобиля и наклонился прочитать. Журнал? Нет, предмет блестел, как кусок стекла. Мужчина стянул с себя кожаную куртку и бережно, затаив дыхание, обернул в нее стекло – так отец мог бы укутать младенца, чтобы вынести в холодную ночь.
За вычетом Тоуба Геллера, который находился в больнице, вся группа собралась в штаб-квартире ФБР. Маргарет Лукас говорила по телефону. Паркер посмотрел на нее, она ответила загадочным взглядом, который заставил его припомнить слова Кейджа, сказанные в машине на обратном пути.
– Что думаешь о Лукас? – спросил агент.
– Что думаю? Хороший профессионал. Добьется успехов.
– Я не о том. Что ты думаешь о ней как о женщине?
– Ты что, хочешь меня с ней свести?
– Конечно, нет. Я только хочу, чтобы у Маргарет было больше друзей. Она не замужем, парня у нее тоже нет. Не знаю, заметил ты или нет, но она красивая. Как, по-твоему?
Паркера она, разумеется, привлекала – и не одним внешним видом. Но Кейджу он ответил:
– Она ждет не дождется конца этого дела, чтобы больше меня не видеть.
– Ты так считаешь? – спросил агент.
– Я наступаю ей на мозоль, а ей это не по вкусу. Ну, так у меня для нее новость – буду и впредь наступать, если решу, что так надо.
– Послушай, она сама могла так сказать. Вы двое – пара…
– Кейдж, уймись. Почему ты считаешь, что это не ее, а мое дело?
Подумав, агент ответил:
– Может, она тебе завидует.
– Завидует? Мне? Как это?
– Не мне объяснять. Подойди к этому как к одной из своих головоломок. Либо догадаешься сам, либо ответ даст она. Ей решать. Но я не стану тебе подсказывать.
Теперь Лукас небрежно писала и просматривала свои заметки, а Паркер за ней наблюдал. Метод Палмера. Почерк четкий и экономный. Без глупостей.
Паркер положил осколки на смотровой стол, взял бутылочку раствора нашатыря и принялся протирать сберегающие бумажный пепел стекла.
Лукас захлопнула крышку своего сотового:
– Укрытие полностью уничтожено. На пожарище работают эксперты, но там ничего не осталось. От компьютера с дисками ни крупинки.
– А что с домом, откуда стрелял Копатель? – спросил Кейдж.
– Чистяк. На этот раз нашли гильзы, но он был…
– В перчатках, – вздохнул Паркер.
– Никаких следов.
Паркер кончил протирать стекла и занялся документами. Он изучил то, что осталось от обеих страниц. К его глубокому огорчению, превратившиеся в пепел страницы сильно осыпались. Однако на более крупных фрагментах пепла еще можно было кое-что прочитать. Для этого их следовало поместить под инфракрасное освещение.
Паркер осторожно положил листки под инфракрасный излучатель. Взяв лупу, которую нашел на столе, он подумал со злостью: «Копатель только что уничтожил мою антикварную лейтцевскую за пятьсот долларов».
Харди взглянул на листки:
– Он рисовал лабиринты.
Паркер изучил каждый кусочек по отдельности, особое внимание уделив тому, на котором упоминался Театр Мейсона.
– Название объектов, где Копатель уже побывал, читаются четко. Но два следующих… Не могу разобрать. Последний… Записывайте, – попросил он Харди.
Молодой детектив схватил ручку и бумагу:
– Диктуйте.
– Вроде бы «водил тебя…». Минутку, «…водил тебя туда». Затем тире. Дальше «черный». Нет, «к черной». Далее дырка – бумага выгорела.
Харди прочитал:
– «…водил тебя туда – к черной…»
Паркер поднял глаза:
– Черт, что за место он имеет в виду?
Догадок ни у кого не возникло.
– Что о восьмичасовом ударе? – спросил Кейдж. – Нам об этом подумать бы в первую очередь. Осталось меньше часа.
Паркер всмотрелся в третью строчку – прямо под упоминанием о Театре Мейсона. Низко склонившись, он изучал ее целую минуту, а потом продиктовал:
– «…двух милях к югу. Р…» «Р» прописная. После нее пепел раскрошен.
Взяв запись, Паркер подошел к доске на стене лаборатории и написал, чтобы все могли прочитать:
…двух милях к югу. Р…
…водил тебя туда – к черной…
– Что это может означать? – спросил Кейдж, но Паркеру ничего не приходило в голову.
Дверь отворилась, и Паркер глазам своим не поверил: в лабораторию нетвердой походкой вошел Тоуб Геллер. Молодой человек переоделся и вроде бы принял душ, но от него пахло дымом, и он время от времени кашлял.
– Эй, парень, тебе здесь делать нечего, – заметил Кейдж.
– Ты с ума сошел? Живо домой, – приказала Лукас.
– В жалкую холостяцкую квартирку? Отменив последнее свидание с той, которую можно теперь твердо считать моей бывшей девушкой?
Он рассмеялся, но смех перешел в кашель. Тоуб сдержал его и сделал глубокий вздох.
– Моим ожогам даже не присвоили степени, – пояснил он. – Словно я позагорал в Южной Каролине. Я в порядке. – Он снова закашлялся. – Ну, если не брать в расчет легкие. На каком же мы свете?
– Вы о блокноте? – посетовал Паркер. – Как ни грустно, но нам удалось разобрать совсем мало.
– Жаль.
Лукас подошла к столу и встала рядом с Паркером.
– Хм-м. Какие-то из этих фрагментов могут сложиться в букву, идущую за «Р», верно? – спросила она,
