показывая на сотни крошечных кусочков пепла.
– Могут.
– И что вам это напоминает?
– Головоломку-мозаику, – прошептал Паркер. – Тоуб, существуют компьютерные программы, выстраивающие анаграммы?
– Анаграммы? Что это такое?
Ответил Арделл:
– Составление разных слов из набора букв. Например: «бар», «раб», «бра».
– Конечно же, – рассмеялся Геллер. – Гениально. Сосканируем образец почерка из письма и получим стандартные начертания букв. Затем я сфотографирую кусочки пепла цифровой камерой с инфракрасным светофильтром, нивелирую тональность сгоревшей бумаги. Останутся фрагменты букв, компьютер способен их составить.
– Получится? – спросил Харди.
– Конечно. Только не знаю, сколько понадобится времени.
Геллер сделал цифровой камерой несколько снимков пепла и один – письма шантажиста. Подключил камеру к компьютеру и начал загружать изображение.
Все молчали. Поэтому звонок сотового Паркера прозвучал особенно резко. Открыв телефон, он увидел на определителе свой домашний номер.
– Слушаю!
При звуке напряженного голоса миссис Кавано у него замерло сердце.
– Паркер…
Он услышал, как всхлипывает Робби.
– Что случилось? – спросил он, стараясь не паниковать.
– Все в порядке. Робби просто испугался. Ему показалось, что на заднем дворе он увидел того мужчину. Лодочника.
Только не это…
– Там никого не было. Я включила во дворе свет. Собака мистера Джонсона снова сорвалась с цепи – только и всего. Но он испугался.
– Дайте Робби трубку.
– Папа! Папа!
Его голос ослабел от страха.
– Эй, Робби! – бодро произнес Паркер. – Что стряслось?
– Мне показалось, я его видел. Лодочника. В гараже.
Паркер разозлился на себя. Он поленился опустить дверь, а внутри полно хлама, который может сойти за силуэт незваного гостя.
– Помнишь, что надо делать?
Сын ответил не сразу.
– Я взял щит.
– Умница. А шлем? – Паркер поднял глаза и перехватил восхищенный взгляд Лукас. – У тебя есть шлем?
– Да.
Было так тяжело слышать голос сынишки и сознавать, что он сам сейчас должен сделать. Паркер обвел взглядом лабораторию и подумал: «Можно, если повезет и достанет сил, порвать с зависимостью от жен, любовниц или коллег, но не от детей. От них – никогда. Они навсегда забираются в сердце». В телефон он произнес:
– Скоро буду. Не волнуйся.
– Правда?
– Примчусь на всех парах.
Паркер отключился. Все в оцепенении уставились на него.
– Мне нужно ехать. Но я вернусь.
– Послушай, Паркер, – начал было Кейдж, – мне жаль, что он испугался, но…
Маргарет Лукас оборвала его взмахом руки:
– Копатель никак не мог прознать о вас, но я пошлю двух агентов дежурить у вашего дома.
Паркер решил, что это преамбула к уговорам остаться. Но она тут же добавила:
– Ваш сынишка… езжайте к нему. Обрадуйте.
Паркер некоторое время смотрел ей в глаза, гадая, нашел ли он «ключ» к головоломке по имени «спецагент Лукас».
Он собрался поблагодарить ее, но внезапно почувствовал, что любая демонстрация благодарности и вообще любой ответ разрушит хрупкое равновесие между ними. Он просто кивнул и поспешно вышел.
Фрагмент за фрагментом. На экране Тоуба Геллера они занимают свои места. Все еще путаница.
Маргарет Лукас повернулась к доктору Эвансу – тот изучал письмо шантажиста. Психолог отхлебнул кофе, долил еще из термоса и сказал:
– У меня появились кое-какие соображения.
– Поделитесь.
– Исходя из того, что мы наблюдали, я думаю, Копатель всего лишь инструмент. Скажем так – «портрета не имеет». Анализировать его бессмысленно – с тем же успехом можно анализировать винтовку. Но сам преступник, мужчина в морге, – совсем другое дело. Высокоорганизованный правонарушитель. Он все блестяще спланировал. На каждый ход у него имелся запасной. И оружие он подобрал безотказное – человеческое существо, умеющее лишь убивать.
– Кинкейд сказал, что он был прекрасно образован, – заметила Лукас. – Он попытался замаскировать это в письме, но Паркер его раскусил.
Эванс немного подумал.
– Как он был одет?
Арделл нашел описание и зачитал его. Эванс подытожил:
– Дешевая одежда. Не совсем то, что ожидаешь от человека, способного организовать подобное и потом требовать двадцать миллионов долларов.
– О чем это говорит? – поинтересовалась Лукас.
– Я вижу в этом классовый подход, – объяснил Эванс. – Мне кажется, он предпочитал убивать богатых, а не бедных.
– Но в первый раз Копатель валил всех без разбора, не только богатых, – сказал Харди.
– Учтите где – на Дюпон-серкл. Это же царство яппи. А Театр Мейсона? Билеты стоили, должно быть, долларов по шестьдесят. Думаю, он имел на богатых зуб.
– Почему? – спросил Кейдж.
– Пока не знаю, но он их ненавидел. Мы должны помнить об этом, пытаясь вычислить его следующую цель.
Лукас подвинула к себе фотографию покойника и вгляделась в нее. Что у него было на уме? Каковы были его мотивы?
– Постойте, – произнес Геллер. – Что-то вырисовывается.
Все склонились к экрану, на котором были слова: «…двух милях к югу. Р…». Дальше компьютер подставлял комбинации букв из фрагментов пепла. Теперь за «Р» стояла «и» и формировалась третья буква.
– Та самая латинская «i» со странной капелькой, о которой упоминал Паркер, – заметил Геллер.
– «Слеза дьявола», – прошептала Лукас.
– Верно, – кивнул Геллер. – За ней… тоже буква.
– Какая именно? – шепотом спросил Харди.
– Очень нечеткая, – пробормотала Лукас. – С хвостиком. – Она перегнулась через плечо Геллера: – Напоминает циркуль ножками вверх. Может, «х»?
Кейдж вздернул голову:
