Ему вдруг почудилось, что он дышит, но просто замерло время, и все то, что пронеслось в голове, что протянулось, – все это уместилось между вдохом и выдохом. И он побоялся, во второй раз уже, что воздух обожжет его изнутри.
Он сжимал и разжимал пальцы, чувствуя их, слыша легкий хруст суставов. Согнул руки, поднес их к лицу, осталось открыть глаза и рассмотреть их. А вдруг в склепе темнота?
В склепе царил полумрак. Узкая полоска света, проникающая между двумя камнями, резала глаза. Живнову пришлось закрыть глаза, но, как показалось ему, свет проникал сквозь веки.
Он попробовал сесть. Получилось с первого раза. Правда, ему пришлось опереться рукой о шершавый камень. Он смог рассмотреть свои ноги со сбитыми в кровь ногтями. Скорее всего разбиты голени, но этого не заметно под штанинами.
Он начал привыкать к состоянию, которое так напугало его. Он не чувствовал своего дыхания, но разве сейчас это важно?.. Он был жив, и этому не требовалось никаких доказательств.
Разглядел и свои руки: грязные и также со сбитыми ногтями, будто рыл яму. Но боли не чувствовал. Но хватит о чувствах. Нужно выбираться отсюда.
Он не без труда спустился с высокого ложа. И если бы не наступил на бутылку, одна-единственная мысль о противоядии не пронзила бы его голову. Он опустился на корточки и, не сгибая спину, поднял с пола шкалик. Открутил крышку, которая удерживала плотную резиновую пробку, и медленно выпил все. Без остатка. Словно повиновался приказу своего хозяина, которого ему нужно найти: «Пей все, так, как будто похмеляешься».
Живнов не мог понять, каким образом он попал на базу Вергельда. Он будто засыпал по дороге, но шел. С закрытыми ли глазами? Скорее нет, чем да. Его пугали прорехи, невосполнимые потери памяти. Он не мог вспомнить, что делал пять, десять минуту назад. А что делал в десяти километрах от этого поселка. И эта странность исказила его губы. С такой улыбкой даже в гроб не кладут.
Но упадка сил он не ощущал. Как не ощущал подъема. Состояние примерно – конец рабочего дня, есть силы сделать что-то по дому. И еще одна усмешка исказила его лицо. Изуродовала. Поесть. Ему необходимо поесть. Он не чувствовал голода, но – потребность в еде. Его накормить – все равно что заправить машину бензином. А потом ему будет необходим отдых. Значит, он устал? Смертельно.
Он зашел на кухню, взял пустую чашку и грохнул ею по столу. Вот уже сейчас он ощутил на своих плечах весь груз усталости. Он еле доплелся до камбуза, нашел там черствый кусок черного хлеба и откусил. Прожевал, запивая холодной водой. И тут же получил облегчение, как диабетик снимает приступ едой или сахаром.
Он не видел вокруг никого. Но за ним следили десятки глаз. Десятки людей перешептывались:
– Зомби…
Еда. Питье. Сон.
Еда. Питье. Сон.
Он ест и пьет. Но спит ли он?
Голова все еще тяжелая, но в ней уже начинают пробуждаться знакомые мысли.
Тело отдыхает. Тяжелеет?
Глава 21
Приехав в Нджамену, Николаев первым делом позвонил в российское посольство, находящееся в полутора километрах от президентской резиденции, и через полчаса его встречали в холле особняка Румянцев, невысокий, склонный к полноте, лет тридцати, военный атташе, и Николай Зотов. Никто даже не предложил Николаеву не то что присесть, но даже облокотиться о стену. Зотов слушал, изредка перебивая его, холодея за себя и свое интерначальство: «Он что сделал?.. А ты?.. А потом куда вы поехали?.. Вот с этого места поподробнее»…
Зотов пару раз приезжал в Чад, этот визит стал третьим по счету. Эта африканская страна на протяжении своего существования являлась участницей многих международных организаций, в том числе ООН, Организации Африканского Союза, Интерпола.
Он долго молчал. Затем вдруг потянул за собой атташе, оставив адвоката одного на сорок минут. Где он был – оставался в одиночестве, анализируя ситуацию, определения которой не находилось, или держал через секретную связь совет у начальства, – Николаева нимало не трогало. Скажут ему: «Убирайся отсюда к чертовой матери!» – он последует совету.
Нико еще раз огляделся в приемной посольства, которое видело всякие времена. В апреле 1980 года оно было эвакуировано из Нджамены в связи с гражданской войной в Чаде. И только спустя девять лет возобновилась его деятельность. Ну а самым заметным событием этого года стал захват самолета суданской авиакомпании, который приземлился в Нджамене. На борту находились больше ста пассажиров и восемь членов экипажа.
– Что скажешь? – этим вопросом Нико встретил Зотова. Тот еле протолкался через толпу чадцев, стоящих в очереди к консулам. По дороге нахватался запахов. От кого-то разило потом, кто-то источал тонкий аромат духов или одеколона, но не было никого, от кого бы не пахло ничем. С этой глубокой мыслью он ответил на вопрос Нико:
– Даже не знаю, что тебе сказать. Хочется послать тебя поглубже.
– Это вариант, – улыбнулся адвокат. Он был одет в просторные темные брюки и рубашку навыпуск. Через плечо перекинут ремешок сумки в стиле «унисекс», одинаково подходящей и мужчинам, и женщинам. Во время разговора он не переставал теребить бородку; и это новая привычка, не мог не отметить Зотов. Сам он был облачен в светлую рубашку в еле заметную полоску, костюмные брюки; узел галстука сильно ослаблен.
– Кстати, – возобновил он разговор, – тебе просили передать: девочка находится в Центральной больнице Таллина. У Вергельда там действительно все схвачено. И он держит слово.
– Я бы сказал по-другому, – возразил адвокат, – он держит обязательства, предусмотренные джентльменским договором. Он снова будет в Таллине ровно через месяц. Там у нас встреча и полный расчет.
– Это еще одна головная боль: девочку придется нелегально вывозить из Эстонии.
– Я знаю одного человека, который сумел вывезти ее из Африки.
Зотов наконец-то улыбнулся и похлопал Николаева по плечу. Он припомнил отрывок из беседы с Нико в Москве. «Если Интерпол передаст Вергельда правоохранительным органам Эстонии, они тут же отпустят его на свободу». Большая проблема. Выходит, что международного преступника легче взять на огромном Черном континенте, чем на ничтожном «Белом клочке».
– Я подумал над твоим предложением и, скорее всего, дам выход на человека, который поможет вам с оружием, – обнадежил он Николаева.
– Горец? – Получив утвердительный ответ, Алексей продолжил: – Я хорошо знаю горцев. И если ты когда-то нашел общий язык с одним горцем, пусть даже он из Шотландии, считай, найдешь общий язык с горцем из Чада. И кто этот горец?
– Он перебрался в Чад из Камеруна.
– Бежал, что ли?! – Нико артистично выкатил глаза. – Ну и убежище он себе нашел…
Зотов продолжил, не обращая внимания на реплику адвоката.
– Пару лет назад в Парижском дворце правосудия прошел процесс над группировкой, которой предъявили обвинение в подготовке терактов во Франции. Они замахнулись на Эйфелеву башню, посольства России и Израиля, комиссариаты, магазины, школы и так далее. Горец тоже был участником этой группировки, но убедительных доказательств его причастности к террористам у суда не нашлось. Он перебрался сюда, в Чад, и отсюда поддерживает жителей бывшей английской части Камеруна. Бамилеке и другие, более мелкие народности выступают в качестве сепаратистов, – пояснил Зотов. – Они не хотят отсоединяться от Камеруна, они хотят создать свою страну – Амбазонию.
– Звучит забавно.
– А как тебе такое – ФРЮК?
– Не знаю, что это. Свиное рыло, может быть?
– Федеральная Республика Южного Камеруна, – расшифровал Зотов. – И флаг у «фрюков» есть, и
