— Вот тогда вы уже не будете представлять опасности для общества, — заверил его Членоед.
— Я никакой опасности и так не представляю.
— Думаю, кое-кто из стульев с вами не согласится.
Лицо практиканта приобрело ярко-синий оттенок, а в висках запульсировала кровь.
— Послушайте, — взвился он, — если вы еще слово скажете об этом стуле, я…
— Что я? — съехидничал Членоед.
— Еще один прикончу…
— Да ради Бога, — сказал Членоед. — Действительно, мне-то что? Пойдемте.
И он вышел на лестничную площадку. Света, исходившего от его ярко-желтой рубашки, ему было достаточно, чтобы не поскользнуться на неровных ступеньках лестницы, ведущей с чердака на первый этаж. Что до практиканта, то он тут же шлепнулся на задницу, хотя для самолета это было даже скорее удачно. До лестничной площадки они с самолетом добрались почти одновременно с профессором.
— Что же вы так! — сказал последний. — Ногами, что, слабо спуститься?
Одной рукой практикант потирал зад, другой обхватил крылья и фюзеляж «Пинга-903».
Они спустились еще ниже и оказались на первом этаже. За стойкой Пиппо методично поглощал одну порцию «Турина» за другой.
— Привет! — сказал профессор.
— Здравствуйте, начальник, — откликнулся Пиппо.
— Как дела?
— Амаполис выселяет меня из моей собственной гостиницы.
— Не может быть!
— Он меня экстерроризирует. Словечко-то какое заглавнобуквенное! Без дураков.
— Экспроприирует?
— Он так и сказал. Гостиницу экстерроризируют.
— И что ж ты теперь будешь делать?
— Представления не имею. Пойду утоплюсь в унитазе, и кончено дело.
— Этот тип совсем спятил! — сказал Членоед.
Практикант начал терять терпение.
— Так мы идем запускать самолет или нет?
— Пойдешь с нами, Пиппо? — спросил Членоед.
— На фиг мне сдался этот сссвинский самолет!
— Тогда пока! — сказал Членоед.
— До свиданья, начальник. А самолет у вас классный.
Членоед вышел, за ним последовал практикант.
— А когда ее можно будет увидеть? — спросил последний.
— Кого?
— Ту красивую девушку.
— Как вы мне надоели! — сказал Членоед. — Ваше дело — запускать самолет.
— Черт! Поманили меня надеждой… А потом на тебе, как будто ничего и не говорил… — возмутился практикант. — Какой вы жестокий!
— А вы?
— Еще бы не ожесточиться! — сказал практикант. — Вот уже три недели, как мы здесь, а я еще ни разу — понимаете? — ни разу не прикасался к женщине!
— Вы в этом уверены? — удивился Членоед. — И даже с женами рабочих дела не имели? А чем вы занимаетесь по утрам в медпункте, пока я сплю?
— Я… — пробормотал практикант.
Членоед с недоумением уставился на него и вдруг расхохотался.
— Черт возьми! — сказал он. — Так, значит… Вы сами с собой!.. Нет, это слишком смешно!.. Значит, вы поэтому пребываете в таком дурном расположении духа!..
— Думаете, поэтому? — забеспокоился практикант.
— Безусловно. Это очень вредно для здоровья.
— Ох! — сказал практикант. — Вы-то сами, конечно, никогда этим не занимаетесь?
— Сам с собой — никогда, — сказал Членоед.
Практикант замолчал: они взбирались на высокую дюну, и на разговоры у него просто не хватало дыхания. Членоед расхохотался снова.
— В чем дело? — заверил практикант.
— Да нет! Я просто представил себе, какое у вас при этом бывает лицо.
Он так хохотал, что в конце концов свалился на песок. Крупные слезы потекли у него из глаз, голос прерывался, вместо слов он издавал лишь ликующие вопли. Практикант обиженно отвернулся, разложил на земле детали самолета и, встав на колени, начал неуклюже складывать их в единое целое. Членоед постепенно приходил в себя.
— Кстати говоря, вы ужасно выглядите.
— Разве? — Практиканта охватило чувство беспокойства.
— Честное слово. Знаете, не вы первый…
— Я полагал… — пробормотал практикант. Он уставился на крылья и кабину. — Так вы считаете, что и до меня были такие случаи?
— Разумеется.
— Я и сам в этом не сомневался, — сказал практикант. — Однако нет уверенности в том, что это происходило при сходных обстоятельствах… В пустыне из-за отсутствия женщин…
— Наверное… — произнес Членоед. — Возьмем, например, святого Симеона Столпника. Ведь это оно и есть! А этот столб, по-вашему, это что? Ведь святой всецело поглощен своим столбом. Подумайте! Это же очевидно! Ведь вы Фрейда изучали?
— Нет, — возразил практикант. — Это давно уже вышло из моды. Вы отстали от жизни. Ни один нормальный человек в это уже не верит.
— Это — с одной стороны. Но мы сейчас не об этом, мы о столбе, — сказал Членоед. — Нельзя отрицать, что существуют представления, существуют, как выражаются философы, переносы, комплексы и подавленные инстинкты, а также — как в вашем случае — онанизм.
— Конечно, сейчас вы опять скажете, что я кретин, — вздохнул практикант.
— Да нет же, — сказал Членоед. — Вы просто не очень умный человек, вот и все. Но в вашем случае это даже простительно.
Практикант уже прикрепил крылья к фюзеляжу и теперь с любовью устанавливал хвостовое оперение. Он замер на несколько секунд, чтобы обдумать только что услышанное.
— А вы… Вы-то как справляетесь? — спросил он.
— С чем?..
— Ну, сами знаете…
— Я что-то не понял, — сказал Членоед. — Вопрос поставлен настолько расплывчато, что его можно посчитать за бестактность.
— Я не хотел вас обидеть, — возразил практикант.
— Понимаю. Но вы никогда не упускаете возможности сунуть нос в чужие дела.
— Все же мне там было лучше, — сказал практикант.
— Мне тоже, — сказал Членоед.
— Здесь так тоскливо.
— Это пройдет. Это все из-за песка.
— Нет, не из-за песка. Мне не хватает медицинских сестер, практикантов, больных…
— И стульев тоже? — уточнил Членоед.
Практикант покачал головой, и горечь пятнами проступила на его лице.
— Вы будете всю жизнь попрекать меня этим стулом?
— Я только начал, — возразил Членоед. — И вообще, вы до старости не доживете: слишком много дурных привычек.
