приеду, можешь не волноваться.
— Надеюсь, что приедешь. Но я звоню тебе не поэтому. Я хотела тебя предупредить, что к тебе обратится одна молодая девушка. Ее зовут Сабина. Фамилия Абасова. Она обещала написать тебе на твой электронный адрес.
— Она уже написала, — вспомнил он вчерашнее письмо.
— Очень хорошо. Я хочу, чтобы ты ей помог. Алло, ты меня слышишь? Считай, что это моя личная просьба.
— Мама, как я могу ей помочь, если я даже ее не видел. И не знаю, какая у нее проблема. Она только написала, что просит ей помочь.
— Вот ты и помоги. Для начала напиши ей ответное письмо как интеллигентный человек, а потом помоги. И считай, что это моя большая личная просьба.
— Обязательно. Но кто она такая? Неизвестная мне дальняя родственница или опять дочь твоей подруги?
— Тебе не стыдно? Я так часто тебя о чем-то прошу?
— Я буду выполнять все ее просьбы и поручения, — пообещал он, — только не волнуйся.
— Как это не волнуйся. Я очень волнуюсь. Ты становишься черствым человеком. Стал меньше звонить. Даже Джил из Италии звонит гораздо чаще, чем ты…
— Я учту твою критику.
— Это не критика. Мать имеет право быть недовольной своим сыном. Алло, ты меня слышишь? Что ты делаешь?
— Ищу ручку.
— Зачем?
— Я записываю каждое твое слово.
— И перестань шутить. Это внучка Лейлы Абасовой, моей подруги по старым временам. Мы с ней работали еще вместе в комсомоле.
— Это когда вы вместе служили в штабе Буденного? — пошутил сын.
— И не смей намекать на мой возраст. Когда была армия Буденного, меня не было на свете. Ты прекрасно знаешь, что мне только восемьдесят пять.
— Прекрасный возраст. Если бы ты еще прекратила работать, было бы замечательно.
— Ты хочешь усадить меня дома и никуда не выпускать. А моя работа дает мне чувство ритма жизни.
Она была ректором университета более тридцати лет и в последние годы продолжала преподавательскую деятельность, даже выйдя на пенсию.
— Поступай как считаешь нужным, — примиряюще сказал Дронго.
— Сначала ты меня послушай. Отправь ей письмо и назначь ей встречу. Чтобы она могла с тобой встретиться в Москве. У нее трагедия, арестовали ее дядю. Это тоже сын Лейлы Абасовой, только он младший сын, а отец Сабины — ее старший сын. Ты меня слышишь?
— Конечно, слышу. Я все понял. Ты не беспокойся. Прямо сегодня и напишу.
— Сейчас, — потребовала мать, — прямо сейчас. Так будет правильно.
— Обязательно напишу. Только скажи мне, за что арестовали ее дядю? Она тебе говорила?
— Мне звонили ее родители. Сын и невестка Лейлы-ханум. Они просили о помощи. Сказали, что Сабина тебе сама все расскажет. Ее дядя известный бизнесмен в Москве. И его посадили в тюрьму. Хорошо, что бедная Лейла не дожила до этого дня. Она бы не вынесла такого позора.
— Тебе сказали, за что именно его посадили?
— Конечно, сказали. Придумали, что он убил своего сотрудника.
— Бизнесмен, убивший своего сотрудника? — нахмурился Дронго. — Обычно бывает наоборот.
— Он ни в чем не виноват. Сабина хочет с тобой встретиться и переговорить. Она тоже юрист, работает в крупной немецкой компании. Ты меня понимаешь. Ты должен ей написать. Считай, что это моя личная просьба.
— Прямо сейчас и напишу. Потом побреюсь, приму душ и приеду к вам.
— Я уже не дождусь, когда ты наконец решишь у нас появиться, — ворчливо заметила мать, — а вообще лучше позвони ей. У меня есть ее московский телефон. Сейчас я его найду…
Он попытался ее остановить, но было уже поздно. Она отложила трубку и отправилась на поиски московского телефона внучки своей давней приятельницы. Он терпеливо ждал у аппарата. Положить трубку в такой момент значило обидеть ее на всю жизнь. Она искала записанное долго, минуты три или четыре. Наконец он снова услышал в трубке ее голос.
— Я нашла, — торжествующе сказала мать, — запиши ее телефон.
— Не нужно. Я запомню. Продиктуй мне этот номер.
— Сначала нужно набрать ноль ноль. Потом четыреста девяносто пять. Это код Москвы…
— Мама. Я все это знаю. Назови номер.
Она назвала семизначный номер. Он сразу его запомнил. Он вообще никогда не записывал номера, предпочитая оставлять их в своей памяти.
— Ты его запомнил? — спросила она.
— Конечно. Ты ведь знаешь, что я никогда не записываю номера телефонов.
— Иногда мне кажется, что некоторые номера ты забываешь. Например, мой.
— Я его никогда не забываю. Но иногда бывает много работы.
— Так много, что ты не можешь даже позвонить своей матери…
— Да, ты права. Это свинство с моей стороны. Больше такого не будет.
— Знаешь, — неожиданно сказала она, — мне иногда бывает очень больно. Когда был жив твой отец, ты звонил почти ежедневно. А сейчас…
Он подумал, что она права. При воспоминании об отце у него заныло сердце. Это был его лучший друг и советчик. Он ушел на девятом десятке лет, прожив с его матерью больше полувека. Ушел, заснув и не проснувшись. Улыбаясь чему-то своему, увиденному в последний раз. Говорят, что подобной смертью Господь одаряет праведников. Но боль все равно остается.
— Извини, — сказал сын, — я обязательно к тебе сегодня приеду.
Положив трубку, он молчал целую минуту, закрыв глаза. Ему казалось тогда, что мир стал неполным, если в нем не осталось места для его отца. Вся прежняя жизнь была опрокинута и казалась теперь одним счастливым сном. Он прожил вместе с родителями почти сорок девять лет. Другой мог бы назвать это счастьем. Он подумал, что боль потери бывает одинаковой и в десять, и в двадцать, и в сорок, и в пятьдесят лет. Или это не совсем так. Боль потери в десять лет — это жизнь подростка без отца в самые нужные моменты жизни. Боль потери в двадцать лет — это жизнь молодого человека без отца в период становления новой жизни. Боль потери в тридцать лет — это жизнь человека без мудрого осмысления прожитых лет и без должного наставника. В сорок лет с потерей начинаешь смиряться. В пятьдесят уже сам чувствуешь себя не совсем молодым человеком. Но боль все равно остается.
Он набрал московский номер Сабины Абасовой. И услышал ее энергичный голос.
— Доброе утро. Я вас слушаю.
— Здравствуйте. Вы вчера ночью написали мне письмо. Меня обычно называют Дронго.
— Ах, извините. Я не думала, что вы мне позвоните. Извините и за мое сумбурное письмо. Я так волновалась. Вы наверно подумали, что я экзальтированная особа, которая пытается с вами связаться. Я даже хотела переделать письмо, но было уже поздно, я его отправила.
— Ничего страшного. Нормальное письмо.
— Вы, наверно, перезвонили из вежливости. Мои родители знают вашу маму, которая дружила с моей бабушкой. И, наверно, через нее вы узнали мой номер телефона. Извините нас, мы не думали вас так беспокоить.
— Непоправимое уже случилось, — полушутя пробормотал он, — меня уже побеспокоили. А теперь скажите, почему вы меня ищите и чем я могу вам помочь?
— Это не телефонный разговор. Простите меня за назойливость, но когда вы будете в Москве?
— Завтра вечером.
— Мы можем увидиться? Я бы вам все рассказала.
