– Погулять вылетела, – пошутил Крепкий. – Знаешь ее?
Пока Сычев думал, что ответить, его уже вели вниз.
Никто из работников уголовного розыска и прокуратуры не сомневался, что Сычев убийца. Об этом свидетельствовали факты. Было установлено, что в половине одиннадцатого подозреваемый вышел из общежития один, а около нуля часов вернулся с девушкой. Вахтер опознала девушку, а уж Сычева она, слава богу, не первый год знает. В ту ночь один аспирант, проживающий этажом ниже, слышал шум скандала – ругались женщина с мужчиной. В опустевшем на праздники общежитии крики могли исходить только из комнаты Сычева. Сам Сычев дал подробные показания о том, как встретился с девушкой у памятника, как они гуляли и о чем разговаривали. Потом они зашли в ресторан, купили у официанта бутылку водки, курицу-гриль и пошли в общежитие. На столе в комнате Сычева действительно были обнаружены почти пустая водочная бутылка со штампом ресторана, останки курицы, женская одежда и очки под кроватью. Что еще надо? Все вроде бы сходится.
Вот именно – вроде бы. Сычев категорически отрицал причастность к смерти девушки. С ним и по- хорошему пробовали, и по-настоящему – все равно врал, что был очень пьян и потерпевшая, провозившись полчаса, так и не смогла вдохновить его на подвиг. Потом он уснул и больше ничего не помнит.
Сычеву было предъявлено обвинение в убийстве, сопряженном с изнасилованием. Однако, по заключению эксперта, девушка оказалась действительно девушкой. В ее крови отсутствовал алкоголь, и никаких телесных повреждений, кроме тех, которые образовались от падения с высоты, у нее не было.
Ладно, пусть будет не изнасилование, а покушение на изнасилование. Обвинение было скорректировано – убийство с целью скрыть другое преступление. Вот только указать имя потерпевшей пока было невозможно – его никто не знал. Безымянное лицо женского пола.
Любому адвокату обычно задают вопрос: как можно защищать убийц, насильников и прочих негодяев? На самом деле это не вопрос, а уже ответ, исполненный благородного негодования. Нормальный человек имеет право на благородное негодование, потому что он положительно характеризуется по месту жительства и работы, морально устойчив, любит животных. Он знает, как нужно поступать с негодяями.
Вот приходит нормальный человек после активного отпуска к венерологу, бледный, как спирохета, и с немым вопросом в глазах.
– У тебя жена есть? – отвечает ему Венеролог.
– Допустим, – недоумевает Нормальный.
– Куда же ты лез?! – благородно негодует Венеролог, потому что он тоже положительно характеризуется. Он не будет лечить негодяя.
И правильно. Он же не доктор.
А я – доктор, только по правовым вопросам. Поэтому мы с Сычевым о морали не говорили, а сразу перешли к делу. Если пациент говорит, что не убивал, будем лечить его от «не убивал». Ну-ка, голубчик, открой рот, пусть дядя посмотрит, что там у тебя внутри. Сычев открыл рот, и я услышал уже знакомый мне из протокола допроса рассказ.
Проверить слова Сычева все равно невозможно. Потерпевшую к тому времени уже похоронили под фанерной табличкой с номером, и следствие почти потеряло надежду установить личность убитой. На всякий случай дали объявление на телевидение.
И все же, согласитесь, странно, что Сычев, решив скрыть покушение на изнасилование, выбросил потерпевшую с четвертого этажа, но оставил труп под своим окном. Даже Нормальный усомнился бы.
Понятно, что на дачу Нина так и не приехала, а когда все вернулись, записка с восклицательными знаками лежала на прежнем месте. Предположения о том, что Нина с однокурсниками рванула на море, отпали после того, как в университете возобновились занятия. Мать, продолжая проклинать современные нравы, себя и распутную дочь, стала звонить в милицию, больницы и еще какие-то места, о которых ей говорили знакомые. Но никого с фамилией Нины среди зарегистрированных не было. Учет у нас, слава богу, поставлен хорошо.
Как-то вечером брат-дебил привычно сидел у телевизора с пачкой чипсов. Давали девяносто пятую серию бразильского сериала. Герои продолжали диалог, начатый в восемьдесят седьмой серии, и было интересно, чем это закончится. В рекламной паузе показали портрет убитой девушки с неестественно распухшим лицом и закрытыми глазами, просили сообщить, если кто-нибудь ее узнает. Брат съехидничал по поводу того, что с таким лицом и мать родная не узнает, но вдруг почувствовал, как у него похолодели ноги.
Потом в прокуратуре родители опознали вещи дочери. С матерью случился инфаркт, поэтому на эксгумацию трупа отец ходил один. Он просил устроить ему очную ставку с Сычевым и оставить их наедине на пять минут. Ну хоть на одну минуту. Отказали.
А вы, наверно, хотели, чтобы Отцу разрешили увидеться с Сычевым наедине. Ну признайтесь – хотели бы? Хоть на одну минуту. Наверно, зубы вспотели от предвкушения. Только скажите, и я это устрою. Но тогда сюжет закончится через пару предложений вместе с героем. И на кой черт нам это следствие, этот суд, эти протоколы, экспертизы и прочая тягомотина!
Но вы мне ничего не скажете, потому что мы по разные стороны листа и не вы мои герои. Я могу поговорить на эту тему с Нормальным – тем, который положительно характеризуется, любит животных и, как мы узнали, еще и прекрасный семьянин. Он как раз сейчас рассказывает жене трогательную историю о том, как пошел с мужиками в баню, случайно надел чужие трусы, и вот… Или в речке купался, а там…
Услышав это, кое-кто из толпы крикнет: да за кого ты нас принимаешь?! Кому ты эти сказки рассказываешь?! Знаем мы, откуда и что берется!
В общем, все ясно. А если все ясно – повесить негодяя на ближайшем фонаре!
И повесили. Висит Нормальный, болтается на ветру. Но тут выясняется, что у Жены был любовник и как раз перед отъездом мужа в отпуск… Это она уже после обнаружила.
Вот, оказывается, в чем дело! Ошибка вышла. Начинаем искать того, кто кричал из толпы, но его нет. И лица у него нет, и примет никаких. Да и толпы уже нет. Есть лишь Жена и Нормальный на ветру.
Ну что – повесим Жену рядом или подождем, когда пройдет следствие, суд и прочая тягомотина?
Нельзя требовать от следователя объективности. Он ведь не ботаник, который препарирует растение, и у него есть свои симпатии и антипатии. Ну не нравился Следователю Сычев: эти водянистые глазки, жидкие усики и потные ручки.
Таких в детстве часто обижают, а в камере следственного изолятора – почти всегда.
С эстетической точки зрения я был согласен со Следователем, но по остальным пунктам мы находились в разных песочницах. Не все обладают хорошим вкусом, и, возможно, кому-то не нравится мой нос. Но это само по себе не означает, что я негодяй. У меня есть множество других недостатков, которые еще нужно отыскать. Вот Нормальный: обладал прекрасными показателями, а висит не хуже других.
По закону следователь самостоятельно направляет ход расследования. Он направил его в сторону, где обязательно должны быть доказательства того, что Сычев причастен к другим аналогичным преступлениям. Да и вахтерша намекала на то, что за Сычевым водятся такие грешки.
Крепкий хорошо поработал, и в деле появились два новых эпизода изнасилования, призванные подтвердить мысль о том, что Сычев убил Нину не просто так.
Оба эпизода были студентками старших курсов педагогического института. За одной из них Сычев прошлым летом два дня ухаживал и наконец настиг в кустах на пляже. Вторая попалась ему перед Новым годом на дне рождения приятеля. Объединяло обеих то, что они были принципиальными девственницами и за помощью к Сычеву по этому вопросу не обращались. Не обращались они и в правоохранительные органы, считая это своим личным делом. Однако Крепкий пошел на хитрость. Он взял от потерпевших объяснения, в которых указал, что Сычев угрожал девушкам убийством. При таких обстоятельствах заявления потерпевшей не требовалось, и возбуждение уголовного дела находилось в компетенции государства.
Я разделял любопытство Следователя по поводу того, как Сычеву удавалось находить столь редкие в наше время экземпляры. С таким чутьем ему бы в брачном агентстве работать.
Попутно я спросил Сычева, ожидать ли еще сюрпризов. Сычев, как всегда, стал мычать о том, что все бабы суки, а строят из себя святых. Если Следователь начнет искать тех, с кем Сычев бывал, то до пенсии будет расследовать это дело.
