– Продолжайте, Джейни.
– Потом ее письма становились все более чудными, словно она не в себе. Они сделались совсем короткими, и несколько раз она упоминала в них этого человека, но уже больше над ним не смеялась. Мне показалось, что они подружились. Потом она переехала из Триккалы в Коринф, но его продолжала упоминать, будто он по-прежнему находится с нею.
– Она – не ребенок, – тихо промолвил Дэвид Хэйуорд. – Если она подружилась с мужчиной, значит, ей того захотелось.
– Но Элинор не будет путешествовать с мужчиной! Я знаю, все говорят, что она ведет себя совершенно невозможным образом, что ей безразличны условности. В некоторых отношениях это действительно так, но в других она неукоснительно соблюдает все правила поведения. Ах, все это так трудно объяснить. Она говорит, что получает мои письма, но, по сути дела, не отвечает на них, словно не понимает, о чем я в них говорю. И потом… ее нет уже больше трех месяцев.
Мы проехали рощицу и начали потихоньку подниматься к ферме Стэффорда.
– Возможно, она влюблена. Это, полагаю, все и объясняет, – произнес Дэвид.
Нащупав в кармане бриджей два листка бумаги, покрытых размашистым почерком Элинор, я, после некоторого колебания, протянула их ему.
– Это последнее письмо, которое я получила от Элинор. Оно пришло около недели назад. Я взяла его на Гусиный холм, чтобы еще раз прочитать.
Сделала я это в надежде найти в письме хоть что-нибудь, что могло бы меня успокоить и чего я, возможно, при первом чтении не заметила. Надежды мои оказались, однако, напрасны. Письмо гласило:
'Дорогая Джейни!
Твое письмо я получила, кажется, в четверг. Надеюсь, у тебя все хорошо. Пока у меня нет никаких заметок, которые ты могла бы перепечатать на машинке. Почему я так мало работала на прошлой неделе? Или я вообще уже давно не работаю?
Как глубок канал Коринфа! Как далеко внизу он находится! У меня закружилась голова, и я готова была броситься вниз с моста, но он держал меня под руку. Что мне делать?
Все время стояла жара, и мистер Куэйл посоветовал мне отдохнуть, потому что я слишком много работала и переутомилась. Как тяжело взбираться на мыс Суньон, особенно в утренние часы.
Живи хорошо, будь сильной и всегда оставайся самой собой, Джейни, всегда оставайся самой собой. Греция так прекрасна. Я отсутствую, по-видимому, уже очень давно и собираюсь вскоре вернуться. Пожалуй, это мне поможет.
Сегодня вечером мы чудесно поужинали на крыше одной из небольших гостиниц. Дул легкий ветерок, было прохладно, играли греческие музыканты. Совершенно очаровательно, уверена, тебе бы тоже понравилось.
Пишу это письмо перед тем, как лечь спать. Помолись за меня, Джейни.
С огромной любовью,
Элинор'.
Мы остановились неподалеку от фермы, чтобы Дэвид Хэйуорд мог спокойно прочитать письмо. Я заметила, что он делается все более хмурым. Перечитав письмо дважды, он вернул его мне. В глазах его застыло огорчение.
– Я ничего не понимаю, Джейни.
– Я тоже. Но мне хотелось, чтобы вы увидели, что ее странности как-то не похожи на странности влюбленной. Ведь влюбленные пишут не такие письма?
– Нет, совсем не такие. В нем какие-то… отчаянные нотки.
– Так же показалось и мне. Но что могло случиться? И если что-то случилось, почему она не говорит?
Он с тревогой покачал головой.
– Бог знает, это какая-то тайна.
– Я прочитала в энциклопедии про этот мыс Суньон. Он находится к югу от Афин, там был построен храм Посейдона, и до сих пор сохранилось множество храмов. Но он находится вовсе не около Триккалы или Коринфа, и зачем ей, в конце концов, понадобилось забираться в древнегреческий храм в утренние часы?
Он пустил свою лошадь шагом, и я присоединилась к нему.
– Представления не имею, Джейни, – уныло сказал он. – Решительно никакого представления. А этот самый Куэйл – тот англичанин, с которым она раньше познакомилась?
– Да.
– Будь это любая другая, а не Элинор, я решил бы, что мистер Куэйл – один из тех паразитов, что присасываются к одиноким женщинам. Но она мгновенно распознала бы такого.
– Да, и к тому же ее нельзя назвать одинокой, мистер Хэйуорд. Она просто хотела побыть какое-то время одна, вот и все.
Мы уже приближались к коровнику, навстречу нам вышел мистер Стэффорд и поздоровался со мной. Маленькая рессорная двуколка Дэвида стояла во дворе. Он выпряг Смоуки, чтобы съездить в 'Приют кречета', а потом на Гусиный холм за мной.
Работа ветеринара – дело довольно грязное, и Ларкфельд не сразу оправился от шока, когда узнал, что молодая Джейни Берр предается столь недостойным молодой леди занятиям, порой помогая мистеру Хэйуорду, раздетому по пояс и пытающемуся извлечь из материнской утробы теленка или жеребенка.
