В этот день учителя не раз обращали внимание на то, что Саблин очень рассеян. И недаром. Он думал только о предстоящей встрече со своими пионерами. Даже тогда, когда вопрос учителя бывал так прост, что руки дружно поднимали все, Валерий продолжал сидеть с безучастным видом. Единственный ученик, не тянувший вверх руки, бросался, конечно, в глаза. Сначала Валерия вызвал к доске физик, в результате чего напротив фамилии Саблина появился в журнале вопросительный знак, похожий на недописанную двойку. Затем ему предложила отвечать Ксения Николаевна. Это было досаднее всего, потому что перед нею ему особенно не хотелось срамиться.
Девочки, которые учились у Ксении Николаевны давно, окружали ее имя почтительным ореолом. Между прочим, они рассказывали, что Ксении Николаевне предлагали несколько раз преподавать в институте, но она отказывалась, не желая оставлять школу. Рассказывали, как она строга, и любили вспоминать подробности этой необыкновенной строгости. Со слов девочек Валерий усвоил, что у Ксении Николаевны не бывает любимчиков; что она не ставит пятерок отличнику, «чтоб не испортить табель», как говорят иногда. Ответ решает для нее все, а не соседние оценки в дневнике. И как раз по этой причине она без колебаний ставит пятерку в дневник, где на фоне троек эта пятерка кажется загадочной и диковинной.
Валерий радовался, слыша о Ксении Николаевне такого рода истории. Они были ему по душе. Ему только не приходило в голову, что строгие замечания, суровую и точную оценку знаний может заслужить и он сам.
И вот после того как он ответил слабо, несколькими громоздкими фразами из учебника, которых не прослоил даже своими словами, Валерий ждал, что скажет Ксения Николаевна, что поставит. Она не может сказать ничего хорошего, да, пожалуй, снисходительность была бы для него и вовсе невыносима…
Ксения Николаевна сказала:
— Вы знаете кое-что, но отвечаете беспомощно. Не владеете материалом, хотя, я вижу, читали.
Она поставила ему тройку и, возвращая дневник, безжалостно заметила:
— Если б в ходу были плюсы и минусы, я бы вам поставила с минусом.
У Валерия на душе — гадко, он чувствует себя недостойным даже обращения на «вы». Вернувшись за парту, он не смотрит на Лену.
Перед тем как вызвать следующего ученика, Ксения Николаевна еще раз обращается к нему.
— Вам придется много работать в этой четверти, — говорит она, — потому что во второй я буду требовать от вас только отличных ответов. Вы в состоянии их давать.
На последнем уроке он, по выражению Кавалерчика, «схлопотал еще трояк». Но это его мало тронуло. Уже ничто не могло отвлечь Валерия от мысли о первой встрече с пионерами, до которой оставался какой-нибудь час.
«Главное, — размышлял он, — ребятам должно быть интересно. Один скучный сбор — и я пропал. Сегодня я с ними коротко, чего воду-то лить… Может, просто спросить: какие у кого стремления?»
…У двери 5-го «Б» Валерия остановил Игорь.
— Твои на месте, в полном составе, — сказал он. — Сейчас приступишь к воспитательной работе. Ты, Валер, вот что: поимей в виду одну вещь… Хорошо б, если получится, выведать, кто к мальцам присосался. После откровенностей Ляпунова, задавалы этого, нужно все же доискаться.
Валерий энергично кивнул: правильно.
— Ты почуял, кстати, — продолжал Гайдуков, — что он для фасона все это… Перед девчатами покрасоваться. А нам с тобой стал бы он говорить, жди! Так что опять, выходит, слава девчатам!
Валерий подумал, что у них с Игорем часто совпадают впечатления.
Когда Ляпунов, понизив голос, поверял им секреты, ему тоже казалось, что тот красуется. И удивляло, что Ляпунов с одинаковой гордостью рассказывал обо всем: о том, что отец дает ему денег вволю, о том, что «тип» предлагал ему примкнуть к темной компании, и о том, что он от этого отказался.
— Счастливо! — бросил Гайдуков сосредоточенно молчавшему Валерию.
Из учительской вышла классная руководительница 5-го «Б», которой предстояло познакомить пионеров с новым вожатым.
Классная руководительница представила Валерия и ушла.
— Теперь я буду вашим вожатым, — глядя в стол, сказал Валерий, хотя это было уже известно ребятам. — Давайте решим, какими делами вы будете заниматься, и наметим план на первую четверть, — проговорил он так медленно, точно изъяснялся на чужом языке и про себя согласовывал слова в роде, числе и падеже.
Ребята, не отвечая, о чем-то шептались. И Валерий ощутил, что, кажется, все сорвалось и пропало. С ним случались такие «заскоки», если он что-либо неудачно начинал. Стоило ему, отлично помня урок, в начале ответа ненароком ошибиться и увидеть недовольное лицо учителя, как он начинал мямлить и, тоскливо сознавая, что все губит, уже не мог себя переломить. Если учитель не сетовал ободрительно: «Ну, что ты бубнишь, Саблин, ведь знаешь же материал!» — Валерий после обреченного бормотания «засыпался».
И сейчас он был на пороге провала и мечтал лишь о том, чтоб встреча прошла хоть как-нибудь, хоть по-обычному, только б гладко…
Валерий с усилием поднял глаза на ребят и сразу приметил несколько знакомых лиц. Это были мальчики, которые при нем и при Игоре перелезали через забор. Они смотрели на него с любопытством, и вообще никто пока не роптал и даже, кажется, не скучал.
— Акробатикой тут у вас многие увлекаются, я знаю. Наблюдал один раз. Ну, а еще чем?.. Или больше ничем? — спросил он, радуясь, что вопрос прозвучал как ни в чем не бывало, даже весело, и глупое оцепенение сброшено.
Дальше все пошло вроде бы так гладко, как он мечтал, а может быть, и лучше.
Быстро уговорились пойти в Третьяковскую галерею, взяв в провожатые «художника получше» из шефствующего над школой Союза художников. Пригласить провожатого надоумил худенький мальчик, по фамилии Хмелик, не поверивший при знакомстве у забора, что Валерий с Игорем — достаточно крепкая защита от поджидающих в переулке хулиганов.
Без фуражки Хмелик был еще менее мужествен, он казался таким маленьким и беззащитно- домашним, что Валерий, забывая, что перед ним пятиклассник, умилялся связности его речи.
Потом все прямо-таки загорелись идеей совершить зимой лыжную вылазку, а летом — недельный шлюпочный поход, подобный тому, в котором Валерий участвовал сам, еще пионером. Некоторые ребята заявили, что тотчас вступят в школьный географический кружок, потому что именно кружок будет готовить походы по воде и по суше.
Под конец порешили непременно ходить сообща на все детские и юношеские фильмы и затем обсуждать их. А причастный к акробатике крепыш Геннадий Конев (когда перелезали через забор, он подставлял товарищам плечи) предложил смотреть все вообще хорошие фильмы, хотя бы и взрослые, потому что «из-за какого-нибудь поцелуя на мировую картину не попадешь и жди, когда шестнадцать стукнет».
Словом, похоже было на то, что общий язык с ребятами нашелся сам собой, даже искать не пришлось.
— Так. А кто у вас члены совета отряда? — поинтересовался Валерий, собираясь затем выполнить совет Игоря и прямо спросить у них, кто из старшеклассников обирает младших.
Поднялось несколько мальчиков и девочек, в том числе Хмелик и Конев.
— Ну, а кто же из вас председатель совета?
Разглядывая членов совета, Валерий подумал, что удивительнее всего было бы, если б председателем оказался Хмелик.
С последних парт, где по трое сидели мальчишки, донесся не шепоток, а, скорее, какой-то шорох. После короткой паузы ребята стали отвечать вразнобой:
— А его сегодня нет…
— А он домой ушел…
— Он заболел…
