поскольку у людей с трех- (или девяти-) этажными приколами честь отсутствует. Поскольку Стенсил — еще больший бродяга, чем он сам.
Они обвязали Профейна веревкой. Его бесформенность затрудняла нахождение центра тяжести. Стенсил несколько раз обмотал веревку вокруг антенны. Профейн подполз к краю крыши, и Стенсил стал медленно его спускать.
— Ну как? — спросил Стенсил через некоторое время.
— Кроме трех копов, которые, похоже, что-то заподозрили…
Веревка дернулась.
— Ха-ха, — сказал Профейн. — Не расслабляйся. — Не то, чтобы сегодня его тянуло к самоубийству. Но учитывая неодушевленность веревки, антенны, здания и улицы в девяти этажах под ним, была ли у него хоть крупица здравого смысла?
Оказалось, что центр тяжести был вычислен весьма приблизительно. По мере того, как Профейн дюйм за дюймом приближался к окну Айгенвэлью, положение его тела медленно менялось от практически вертикального до параллельного улице, лицом вниз. Зависнув в этом положении, он решил поупражняться в плавании брассом.
— Господи, — пробормотал Стенсил. Он нетерпеливо дернул за веревку. Вскоре Профейн — смутный силуэт, напоминавший осьминога с четырьмя ампутированными щупальцами — перестал раскачиваться и завис в воздухе, размышляя.
— Эй! — немного погодя позвал он.
— Что? — отозвался Стенсил.
— Вытаскивай меня. Быстро. — Сипя, остро чувствуя свой зрелый возраст, Стенсил начал тащить. Это заняло у него минут десять. Профейн высунул нос над краем крыши.
— Что случилось?
— Ты забыл сказать, что мне делать, когда я влезу в окно. — Стенсил просто смотрел на него. — А-а, ты хотел, чтобы я открыл тебе дверь…
— …и закрыл ее, когда будешь уходить, — закончили они в один голос.
Профейн махнул рукой. — Давай. — Стенсил снова стал опускать его. Оказавшись возле окна, Профейн крикнул:
— Эй, Стенсил, оно не открывается.
Стенсил заложил несколько шлагов вокруг антенны.
— Разбей, — он заскрежетал зубами. Внезапно еще одна полицейская машина — мигалки вращаются, сирена завывает — промчалась по Парк-авеню. Стенсил нырнул за низкое ограждение крыши. Машина не остановилась. Стенсил подождал, пока стихнет шум. Потом еще минуту или около того. Затем осторожно поднялся узнать, как там Профейн.
Профейн снова завис в горизонтальном положении. Он натянул на голову свою замшевую куртку и не подавал признаков жизни.
— Что ты делаешь? — спросил Стенсил.
— Прячусь, — ответил Профейн. — Подкрути немного. — Стенсил подкрутил веревку — голова Профейна стала медленно отворачиваться от здания. Развернувшись в положение горгульи — лицом в сторону улицы, — он лягнул окно ногой, звон разбитого стекла прозвучал в тишине ночи ужасающе оглушительно.
— Теперь обратно.
Он открыл окно, влез внутрь и отпер дверь Стенсилу. Не теряя времени, Стенсил проследовал через анфиладу комнат в музей, взломал шкаф, сунул в карман комплект искусственных зубов из драгметаллов. Из другой комнаты до него снова донесся звон разбитого стекла.
— Что за черт?
Профейн заглянул в комнату.
— Одно разбитое стекло — слишком утилитарно, — объяснил он, — будет похоже на взломщиков. Я просто разбил еще несколько — чтобы выглядело не так подозрительно.
Снова оказавшись на улице, они как ни в чем не бывало пошли по следам бродяг в Центральный парк. Было два часа ночи.
В дебрях этого тощего прямоугольника они набрели на лежавший у ручья камень. Стенсил сел на него и достал зубы.
— Добыча, — объявил он.
— Это тебе. На что мне вторые зубы? — Особенно эти, еще более мертвые, чем полуживое оснащение его рта.
— Это благородно, Профейн. Так помочь Стенсилу.
— Да-а, — согласился Профейн.
Луна частично скрылась за облаками. Зубы лежали на наклонной поверхности камня, радостно скалясь своему отражению в воде.
Чахлый кустарник вокруг кишел всевозможными формами жизни.
— Тебя зовут Нейл? — спросил мужской голос.
— Да.
— Я видел твое объявление в мужском туалете вокзала Порт-Оторити, в третьей кабинке…
Это же коп, — подумал Профейн. — Клейма ставить негде.
— C изображением твоего члена в натуральную величину.
— Единственное, — сказал Нейл, — что мне нравится больше гомосексуальной любви, — это вытряхивать души из хитрых копов.
Послышались глухие удары, и в низкую поросль влетел человек в штатском.
— Какой сегодня день? — спросил кто-то. — Скажите, какой сегодня день?
Снаружи что-то случилось — вероятно, некие атмосферные явления. Но луна засветила ярче. Казалось, число объектов и теней в парке увеличивается теплого белого цвета, теплого черного.
Мимо с песней промаршировала банда шпаны.
— Посмотрите на луну! — воскликнул один.
По ручью плыл использованный презерватив. За ним, понурив голову, плелась девушка с комплекцией шофера-мусорщика, а сзади по земле волочился насквозь мокрый лифчик.
Карманный будильник где-то прозвонил семь.
— Вторник, — раздался полусонный старческий голос. Была суббота.
Но сам ночной парк, холодный, почти заброшенный, создавал ощущение населенности, тепла и полудня. Ручеек издавал странный полутреск-полузвон как канделябр со стеклянными подвесками в зимней гостиной, в которой внезапно — и навсегда — отключили тепло. Дрожала до невозможности яркая луна.
— Как тихо, — сказал Стенсил.
— Тихо. Как в пятичасовой электричке.
— Нет. Здесь совсем ничего не происходит.
— Так какой сейчас год?
— 1913-й, — сказал Стенсил.
— Ну что ж, — согласился Профейн.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Влюбленная В
I
