любви, — все это время в мире строилось нечто чудовищное. Не война, не приливная волна социализма, принесшая нам Советскую Россию. То были лишь симптомы.
Они свернули на Четырнадцатую улицу и пошли на восток. Чем ближе подходили они к Третьей авеню, тем больше бродяг попадалось навстречу. В отдельные ночи Четырнадцатая улица бывает самой широкой в мире, и дуют на ней громаднейшие ветры.
— Видимо, она даже не служила причиной или передаточным звеном. Она просто была там. Но ее присутствие — уже само по себе симптом. Разумеется, Стенсил мог бы выбрать объектом исследования Войну, Россию. Но у него не так много времени.
— Он — охотник.
— Думаешь на Мальте найти эту цыпочку? — спросил Профейн. — Или надеешься разузнать, как умер твой отец? Или что-то еще? А?
— Откуда Стенсил знает? — закричал Стенсил. — Откуда ему знать, что он будет делать, когда найдет ее. Да и хочет ли он ее найти? Глупые вопросы. Он должен поехать на Мальту. Лучше с кем-нибудь. С тобой.
— Опять ты за свое.
— Он боится. Если она поехала туда переждать войну — войну, не ею начатую, но чья этиология была и ее этиологией, войну, которая вряд ли стала для нее неожиданностью, — то, возможно, она находилась там и во время первой. И в конце той войны встретила старого Сиднея. Любовь — в Париже, война — на Мальте. Если так, то теперь самое…
— Думаешь там будет война?
— Возможно. Ты же читаешь газеты. — Чтение газет для Профейна сводилось к взгляду на первую полосу 'Нью-Йорк Таймс'. Отсутствие крупных заголовков говорило о том, что мир пребывает в неплохой форме. — Ближний Восток, колыбель цивилизации, может стать ее могилой.
— Если ему надо на Мальту, он не может ехать с одной Паолой. Он ей не доверяет. Ему нужен кто-то, чтобы: занять ее, стать буферной зоной, если хочешь.
— Можешь взять кого угодно. Ты ведь сам сказал, что Команда везде как дома. Почему не Рауль, не Слэб, не Мелвин?
— Она же любит тебя. Поэтому — ты?
— Но почему?
— Ты не из Команды, Профейн. Ты не крутился в этой машине. Весь август.
— Нет, дело не в этом. Дело в Рэйчел.
— Ты там не крутился, — лукаво усмехнувшись. Профейн отвел глаза.
Так они шли по Третьей авеню, утопая в громадном ветре этой Улицы — все хлопает, повсюду ирландские флажки; Стенсил болтал. Он поведал Профейну о борделе с зеркальным потолком в Ницце, где он, по его мнению, однажды нашел В. О своем мистическом опыте перед посмертным гипсовым слепком с руки Шопена в Сельда Мусео на Мальорке.
— Никакой разницы, — пропел он, рассмешив двух шедших неподалеку бродяг. — У Шопена была гипсовая рука! — Профейн пожал плечами. Бродяги увязались за ними.
— Она украла аэроплан, старый «Спад», типа того, на котором разбился Годольфин-младший. Господи, вот это был полет! Из Гавра над Бискайским заливом, куда-то на юг Испании. Дежурный офицер помнил лишь яростного «гусара» — так он назвал ее, — промчавшегося мимо в красной полевой накидке, сверкая стеклянным глазом в виде часов — 'словно на меня взглянул злой глаз самого времени'.
— Переодевание — один из ее атрибутов. На Мальорке она по меньшей мере год жила, переодевшись старым рыбаком; вечерами, потягивая набитую сухими водорослями трубочку, она рассказывала детям истории о контрабанде оружия на Красном море.
— Рембо? — предположил один из бродяг.
— Знала ли она в детстве Рембо? Провозили ли ее годика в три-четыре через те места, когда деревья стояли увешанными гирляндами серо-алых трупов распятых англичан? Была ли счастливым талисманом махдистов? Жила ли в Каире, взяла ли в любовники сэра Алистера Рэна, достигнув совершеннолетия?
— Кто знает? Стенсил предпочел бы опираться в своих историях на несовершенное видение человека. Правительственные отчеты, столбчатые диаграммы, массовые движения — все это слишком обманчиво.
— Стенсил, — объявил Профейн, — ты пьян.
Точно. Наступавшая осень была холодной, и Профейн протрезвел. Но Стенсил, похоже, хмелел от чего-то еще.
В. в Испании, В. на Крите, В., искалеченная на Корфу, партизанящая в Малой Азии. Давая уроки танго в Роттердаме, она приказала дождю перестать, и он перестал. Однажды унылым летом в Римской Кампанье, одетая в трико с вышитыми на нем двумя китайскими драконами, она подавала мечи, воздушные шары и цветные платки фокуснику Уго Медичеволю. Быстро научившись, она сама стала выступать с отдельными фокусами; однажды утром Медичеволя застали в поле, он беседовал с овцой о тенях облаков. Его волосы поседели, умственное развитие соответствовало пятилетнему возрасту. В. сбежала.
Процессия четырех дошла до Семидесятых улиц, Стенсил увлекся захватывающей болтовней, а остальные с интересом слушали. Однако Третья авеню не была исповедальней для пьяных. Испытывал ли Стенсил, подобно отцу, некоторую настороженность по отношению к Валетте, предвидел ли принудительное погружение в историю, слишком для него глубокое, или, по крайней мере, в историю, отличную от ему известной? Вероятно, нет. Просто он ступил на порог своего главного прощания. Не будь рядом Профейна и двух бродяг, нашелся бы кто-то другой — полицейский, бармен, девушка. Таким способом Стенсил разбрасывал частички себя — и В. - по всему западному миру.
К тому времени концепция В. успела получить невероятно широкое распространение.
— Стенсил собирается на Мальту, как издерганный жених на свадьбу. Это брак по расчету, который устроила Фортуна, приходящаяся каждому и матерью, и отцом. Возможно, Фортуне даже не безразлично благополучие такого союза — ей нужен человек, который будет опекать ее на старости лет. — Профейну счел это откровенной глупостью. Они вышли на Парк-авеню. Почуяв незнакомую территорию, бродяги откололись и двинулись на запад к Парку. Что ждет их там? Стенсил спросил: — Надо ли принести мирную жертву?
— А что? Коробку конфет, цветы, ха-ха.
— Больше Стенсилу ничего не известно, — сказал Стенсил. Они стояли перед домом, где располагался офис Айгенвэлью. Случайно или нет?
— Подожди на улице, — сказал Стенсил. — Он только на минутку. — И исчез в вестибюле. Тут в паре кварталов от Профейна показалась полицейская машина, она свернула на Парк-авеню и поехала к центру. Профейн зашагал по тротуару. Машина не остановилась и проехала мимо. Профейн дошел до угла и повернул на запад. Когда он обошел квартал кругом, Стенсил высунулся из окна последнего этажа и крикнул:
— Поднимайся! Ты должен помочь.
— Должен? Ты спятил.
Нетерпеливо: — Поднимайся, пока не вернулась полиция.
Минуту Профейн стоял снаружи, считая этажи. Девятый. Пожал плечами, вошел в вестибюль и поднялся на лифте.
— Ты можешь открыть замок? — спросил Стенсил. Профейн засмеялся.
— Ладно, тогда тебе придется влезть через окно.
Стенсил порылся в шкафу уборщицы и достал веревку.
— Мне? — переспросил Профейн. Они полезли на крышу.
— Это важно, — умолял его Стенсил. — Представь, что у тебя есть враг. И тебе необходимо встретиться с ним, или с ней. Ты ведь попытался бы сделать это как можно более безболезненно?
Они прошли по крыше к месту как раз над офисом Айгенвэлью.
Профейн посмотрел вниз.
— Ты собираешься, — жестикулируя чересчур выразительно, — спустить меня вниз по голой стене, чтобы открыть окно, да? — Стенсил кивнул. Так. Снова в беседку. Хотя на этот раз без Свина, которого надо спасать, без благодарности, на которую можно рассчитывать. От Стенсила не дождешься награды,
