Элиза, благослови Господи ее душу, сменила тему. — Хочешь потанцевать? Никто еще не побил твой рекорд. Двадцать два танца подряд.
Папаша проворно вскочил на ноги. — Что ж, поставим новый!
Отлично, — думал Клайд, — отлично! — Через некоторое время появился ни кто иной, как младший лейтенант Джонни Контанго в гражданском — помощник по борьбе за живучесть на «Эшафоте».
— Джонни, когда починят винт?
Джонни, в прошлом простого матроса, послали на офицерские курсы, и он, встав впоследствии перед дилеммой — гонять своих бывших корефанов или послать к черту каюткомпанию, — выбрал последнее. Возможно, Джонни зашел потом слишком далеко, по крайней мере, он никак не мог поладить с уставом угнал мотоцикл в Барселоне и еще ни с того, ни с сего устроил массовое ночное купание у военного пирса в Пирее. Ему удалось избежать трибунала возможно, из-за любви капитана Лича к неисправимым.
— Да я и так уже ночами не сплю из-за этого винта, — сказал Джонни Контанго. — Я только что смылся с душной вечеринки в Британском офицерском клубе. Знаете последнюю шутку? 'Выпьем еще по одной, дружище, пока не стали врагами!'
— Не понимаю, — сказал Жирный Клайд.
— Америка проголосовала в Совете безопасности по поводу Суэца — мы вместе с Россией против Англии и Франции.
— Папаша говорит, что лайми собираются нас похитить.
— Не знаю, не знаю:
— Что с винтом?
— Пей, Жирный, свое пиво. — Джонни Контанго чувствовал себя виноватым за изуродованный винт отнюдь не в смысле мировой политики. Это — его личная вина, и она, по подозрениям Клайда, волновала Джонни сильнее, чем могло показаться на первый взгляд. Он стоял на вахте, когда «Эшафот» в Мессинском проливе на что-то напоролся — вероятно, на топляк или бочку. Радарная команда была поглощена слежением за шедшей тем же курсом ночной рыболовецкой флотилией и проглядела это «что-то» — если оно вообще возвышалось над поверхностью. Сюда их привели курс, дрейф и чистая случайность — привели чинить винт. Бог знает, какая сила подбросила Средиземное море на пути Джонни. В рапорте это обозначилось 'враждебной морской фауной'; с тех пор немало проклятий обрушилось на голову загадочной винтоядной рыбы, но Джонни по-прежнему чувствовал себя виноватым. ВМС скорее обвинят фауну, предпочтительно — человека, еще лучше — человека с личным номером, чем припишут все чистой случайности. Рыба? Русалка? Сцилла? Харибда? Что? Кто знает, сколько женщин-чудовищ ютится в Средиземное море?
— Блю-э-э!
— Пингез. Могу поспорить, — сказал Джонни, не оборачиваясь.
— Да, прямо на фланку. — Возникший, как из-под земли, хозяин заведения со свирепым видом стоял над помощником стюарта Пингезом, тщетно вопя: 'Патруль, патруль!'. Пингез сидел на полу, сотрясаясь от сухих спазмов.
— Бедный Пингез, — сказал Джонни, — ранняя пташка.
Папаша танцевал уже десятый танец и не собирался останавливаться.
— Надо посадить его в такси, — сказал Жирный Клайд.
— Туда, где сидит Младенец? — откликнулся машинист Фаланж, приятель Пингеза. Растянувшись между ножками стола, Пингез разговаривал с собой на филиппино. Бармен подошел к нему со стаканом, где пенилось нечто темное. Младенец Фаланж, как всегда в платке, подошел к обступившим Пингеза. Парочка британцев с интересом наблюдали за происходящим.
— Вот, выпей, — предложил бармен. Пингез приподнял голову и с открытым ртом потянулся к руке бармена. Тот сообразил и отдернул руку. Пингез громко щелкнул блестящими зубами. Джонни Контанго опустился на колени рядом со стюартом.
— Андале, парень, — мягко сказал он, поднимая голову Пингеза. Тот укусил его за руку. — Пошли, — также спокойно. — Эта рубашка — от «Хатэвей», и я не хочу измазать ее блевотиной.
— Фаланж! — закричал Пингез, растягивая «а».
— Вот и все, что он говорит на кватердеке, — сказал Младенец. — Как он меня достал!
Джонни подхватил Пингеза под руки, более нервный Жирный Клайд взялся за ноги. Они вынесли его на улицу, поймали такси и отправили на корабль.
— На большую серую маму, — сказал Джонни. — Пойдем. Не хочешь зайти в 'Юнион Джек'?
— Мне надо следить за Папашей. Ты же знаешь.
— Знаю. Но сейчас он танцует.
— Это пока он не добрался до 'Метро', — сказал Жирный Клайд. Они прошли полквартала до 'Юнион Джека'. Там старшина второго дивизиона Антуан Зиппо и пекарь Гнус Чобб, известный тем, что периодически подсыпал в утренние пончики вместо сахара соль, дабы насолить ворам, захватили не только сцену, но и, соответственно, трубу с гитарой и теперь, ответственно, исполняли 'Рут Сиксти Сикс'.
— Вроде тихо, — сказал Джонни Контанго. И поторопился, поскольку юный проказник Сэм Маннаро, помощник санитара, подсыпал квасцы в оставленное на пианино без присмотра пиво Антуана.
— Сегодня вечером у патруля будет работенка, — заметил Джонни. — И зачем Папаша сюда поперся?
— Случись с тобой такое, понял бы, — грубовато ответил Клайд.
— Извини. Сегодня, пока шел дождь, я думал, как это мне удалось закурить сигарету кингсайз и не замочить ее.
— Ему следовало остаться, — сказал Клайд, — но теперь мы можем лишь поглядывать в то окно.
— Верно, — сказал Джонни Контанго, отхлебывая пиво.
На улице раздался крик. — Готов! — сказал Джонни. — Один, по крайней мере.
— Плохая улица.
— В июле, когда все только начиналось, в Кишке каждую ночь хоть одного, да убивали. Почти каждую. Бог знает, что случилось сейчас.
Вошли два коммандо, оглядываясь в поисках свободного места. Они выбрали столик Джонни и Клайда.
Их звали Дэвид и Морис, завтра они отбывали в Египет.
— Когда, ребята, вы тоже припретесь туда на всех парах, — сказал Морис, — мы приветливо помашем вам ручкой.
— Если, конечно, припремся, — ответил Джонни.
— Мир катится ко всем чертям, — скаазл Дэвид. Они пили много, но держались молодцом.
— Не надейтесь услышать о нас до выборов, — сказал Джонни.
— Так вот в чем дело!
— Америка сидит в заднице, — размышлял Джонни, — потому же, почему на заднице сидит наш корабль. Встречные течения, сейсмическая активность, неопознанные ночные объекты. Трудно не думать, что это — чья-то ошибка.
— Красный-прекрасный шарик, — сказал Морис, — летит вверх.
— Слышали, как убили какого-то типа, когда мы были на входе? — Дэвид мелодраматично наклонился вперед.
— А скольких убьют в Египте? — сказал Морис. — Хотел бы я упаковать парочку парламентариев в парашюты и столкнуть их в люк. Этого хотят они. А не мы.
— У меня сейчас брат на Кипре. Никогда не прощу себе, если он попадет туда раньшеменя.
Коммандо перепили их со счетом 2:1. Джонни никогда не доводилось разговаривать с теми, кого через неделю могли убить, и он проявлял жутковатое любопытство. Клайду доводилось, и сейчас ему просто было тоскливо.
Группа на сцене перешла с 'Дороги 66' на 'Каждый день играю блюз'. Антуан Зиппо, надрывавший в прошлом году пупок в оркестре береговых частей ВМС в Норфолке, теперь опять старался за двоих; решив передохнуть, он вытряс из трубы слюну и потянулся к пианино за пивом — разгоряченный и потный, как и полагается суицидально-одержимому битюгу-трубачу. Но квасцы есть квасцы, и ожидаемое случилось.
— Ух! — сказал Антуан Зиппо, грохнув кружкой о пианино. Он воинственно осмотрелся. Квасцы уже
