быть может, упадет в объятия Профейна.
Внезапно с лестницы послышался шум. В дверь постучали.
— Полиция, — раздался голос.
Стенсил, запихивая зубы в карман, бросился к пожарной лестнице.
— Вот черт! — сказал Профейн. Когда Паола наконец открыла дверь, Стенсила уже и след простыл. Поддерживая рукой насквозь мокрого Руни Винсома, там стоял тот самый Тен Эйк, который прервал оргию у Мафии.
— Здесь проживает Рэйчел Аулглас? — Он объяснил, что пьяный Руни с расcтегнутой ширинкой и косой рожей пугал малышей и оскорблял добропорядочных граждан на ступенях собора святого Патрика. — Он хотел только сюда, — Тен Эйк почти умолял, — он не пойдет домой. Вчера вечером его выпустили из Белльвью.
— Рэйчел скоро придет, — мрачно сказала Паола. — Пусть пока полежит.
— Я возьмусь за ноги, — сказал Профейн. Они оттащили его в комнату Рэйчел и бросили на кровать.
— Спасибо, офицер, — Профейн, спокойный как международный медвежатник из старых фильмов, пожалел, что у него нет усов.
Тен Эйк ушел с каменной миной на лице.
— Бенито, все просто ужасно. Чем скорее я буду дома…
— Счастливого пути.
— Почему ты не хочешь ехать?
— Между нами ничего нет?
— Нет.
— Никаких неуплаченных долгов или старой любви, которая может разгореться вновь?
Она покачала головой, на этот раз слезы были настоящими.
— Тогда в чем же дело?
— Мы же вместе ушли из квартиры Тефлона в Норфолке.
— Нет, нет.
— Бедный Бен. — Они называли его бедным. Но, щадя его чувства, никогда не объясняли почему, превращая это слово в ласковый эпитет.
— Тебе всего восемнадцать, — сказал он, — а ты уже потеряла голову. Когда тебе будет столько же, сколько мне, ты поймешь… — Она не дала ему договорить, бросившись на него, как набрасываются на боксерскую грушу, не давая уйти, увлажняя замшевую куртку накопившимися за долгое время слезами. Он оттолкнул ее, озадаченный.
И надо же было так случится, что именно в этот момент вошла Рэйчел. Она была из тех, кто быстро приходит в себя, и первое, что она сказала:
— Ого! Так вот что происходит за моей спиной! Пока я, Профейн, в церкви молюсь за тебя. За детей.
У него хватило здравого смысла, чтобы выйти следом за ней.
— Поверь, все было совершенно невинно. — Рэйчел пожала плечами, намекая, что на этих двух репликах первое действие окончено, на размышление у нее было несколько секунд. — Ты ведь была не в соборе святого Патрика? А туда стоило зайти. — Он указал большим пальцем в сторону того, что храпело сейчас в соседней комнате. — Полюбуйся!
Понятно, с кем провела Рэйчел оставшуюся часть дня и ночь. Придерживая его голову, подтыкая одеяло, прикасаясь к щетине и грязи на лице, наблюдая, как он спит и как постепенно разглаживаются хмурые складки.
Через некоторое время Профейн пошел в «Ложку». Там он объявил Команде, что собирается на Мальту. Разумеется, устроили отвальную. Под конец у Профейна появились две поклонницы, атаковавшие его с горящими от любви глазами. Команда походила на узников, которые радуются за своего товарища, вновь оказавшегося на свободе.
Впереди Профейну не светило ничего, кроме Кишки, хотя, по сравнению с Большой Восточной, Кишка даже в чем-то выигрывала.
В море тоже есть трасса. Но это уже совсем другое.
II
В выходные Стенсил, Профейн и Свин нанесли краткий визит в Вашингтон: искатель приключений — дабы приблизить предстоящее путешествие, шлемиль отгулять последнее «увольнение», а Свин — помочь ему. В качестве pied-a-terre они выбрали ночлежку в Чайнатауне, и Стенсил сразу же помчался в Госдепартамент посмотреть, что там есть.
— Не верю я в это, — сказал Свин. — Стенсил тебя просто путает.
— Не дергайся, — только и ответил Профейн.
— Думаю, надо выпить, — сказал Свин. Tак они и поступили. Но то ли Профейн потерял с возрастом класс, то ли эта выпивка была худшей в его практике. В памяти остались пробелы, а это всегда неприятно. Профейн помнил, как Свин решил подыскать компанию, и они пошли в Национальную галерею; и точно — перед 'Тайной вечерей' Дали они нашли двух девушек-госслужащих.
— Меня зовут Чок, — представилась блондинка, — а это Чик.
Свин застонал от мгновенно нахлынувшей ностальгии по Хэнки и Пэнки.
— Отлично, — сказал он. — Это Бенни, а я, хью-хью, Свин.
— Не сомневалась, — сказала Чик. Но соотношение числа девушек и юношей в Вашингтоне равнялось примерно восемь к одному. Она схватила Свина выше локтя и оглянулась, будто среди статуй прятались невидимые сестрицы.
Они жили недалеко от улицы П и имели коллекцию всех пластинок Пэта Буна. Не успел Свин поставить большую бумажную сумку с плодами дневной прогулки по алкогольным кладезям столицы — легальным и не очень, — как на них, ничего не подозревающих, обрушилось 25 ватт этого дела с песней 'Би боп э лула'.
После такой прелюдии воспоминания о выходных носили отрывочный характер: Свин засыпает на ступеньках у памятника Вашингтону и, пролетев полмарша, врезается в учтивую армию бойскаутов; они вчетвером в «Меркури» Чок кружат по Дюпон-серкл в три часа ночи, затем к ним присоединяются шесть негров в «Олдсмобиле», которым вздумалось устроить гонки; обе машины едут на Нью-Йорк-авеню, где находится квартира, занимаемая одной неодушевленной аудиосистемой, пятьюдесятью энтузиастами джаза и Бог знает каким числом ходящих по кругу бутылок общего вина; Чок и он сам под одеялом 'Хадзон Бэй' на ступенях масонского храма на северо-западе Вашингтона, где их будит менеджер страховой компании, представляется Яго Саперстайном и приглашает на очередную попойку.
— Где Свин? — поинтересовался Профейн.
— Он украл мой «Меркури», и сейчас они с Чик едут в Майами, — сказала Чок.
— О-о!
— Пожениться.
— Мое хобби, — продолжал Яго Саперстайн, — выискивать молодых людей, которых интересно привести на вечеринку — вроде вас.
— Бенни — шлемиль, — сказала Чок.
— Шлемили — это всегда интересно, — сказал Яго.
Попойка происходила на границе с Мэрилендом; Профейн, сопровождавший Яго, познакомился с гостями. Среди них: беглец с острова Дьявола, пробиравшийся под псевдонимом Мэйнард Василиск в Вассар преподавать там пчеловодство; изобретатель, отмечающий семьдесят второй отказ Патентного бюро, на сей раз — по поводу автоматического борделя для вокзалов и автостанций, устройство которого он с
