хотелось идти куда-либо – а вот Агата могла бы и прогуляться.
Так что, невзирая на умоляющие взгляды Этьена, я отправила их вдвоем – а сама уселась на кровати и задумалась.
Хотя, если уж совсем честно, думать не получалось вообще. Мысли плавали как медузы в теплой воде, а под сердцем собралась горькая лужица невыплаканных слез.
«Вот вам и любовь-морковь», – буркнула я себе под нос.
Рядом, на кровати, меня поджидал сверток от леди Вьенн – и, чтобы хоть немного отвлечься, я решила его вскрыть.
Там меня ждал костюм для ночных вылазок – штаны и куртка из мягкого черного бархата, сапожки из тонкой кожи. Под одеждой нашлись широкий кинжал в ножнах и набор каких-то приспособлений непонятного назначения. Поразмыслив немного, я подумала, что это отмычки. Оставалось только опробовать их на каком-нибудь замке – но вот незадача! – мой-то дом запирался только на засов, и замков в нем не было.
«Наверняка специально для дворцовых замков», – я мрачно разложила отмычки по покрывалу, – «что ж, этой ночью я из королевской невесты превращусь в коварную лазутчицу. Знать бы еще, что искать!»
Мимолетный взгляд на шкаф с потайной дверью – и я досадливо поморщилась. Наверное, леди Вьенн следовало пожаловаться на ночную гостью. Вдруг это и была убийца?
За окном кто-то осторожно тронул струны, и я с легкой завистью подумала – вот ведь, развлекаются люди (тьфу, эльфы!). А моя доля – очень незавидна, если рассуждать здраво. Ведь я никогда не мечтала ни о чем подобном, все, о чем я просила Всевышнего – это тихое женское счастье, любящий муж, потрескивание огня в камине и детский лепет.
Прозвучали первые аккорды, исполненные такой всеобъемлющей скорби, что я невольно зашмыгала носом. Ну, не повезло мне с замужеством, что тут поделаешь? И вдруг...
Мое сердце выполнило кульбит и сладко забилось.
Кто-то... Пел под моим окном, аккомпанируя себе на гитаре, и чудесный голос птицей взлетал к зеленеющим кронам.
Но кем мог быть этот таинственный певец?
Каюсь, в тот миг я отчего-то подумала про Альберта. Вспомнились его выразительные голубые глаза, твердая линия подбородка с чрезвычайно привлекательной легкой небритостью, льняные волосы, ниспадающие до плеч. Мое сердце заколотилось в удвоенном темпе и я, бледнея, высунулась в окно.
К сожалению, мне не было видно гостя – но, кажется, он притаился во-он за тем дубом. Наверняка стоял, прислонившись спиной к теплому стволу и пел, пел... И все это так походило на сладкий сон!
Я, боясь спугнуть иллюзию, на цыпочках добралась до двери и выскользнула из дома. Может быть, это и есть любовь – когда неистово бьется сердце, то замирая, то пускаясь галопом, когда чуть-чуть кружится голова, а мир вокруг кажется сверкающим, словно отражение солнца в каплях росы?
... Хм. Но – Альберт? Он же все-таки оборотень. Не слишком ли для Агнессы Рой де Лив?..
«Заткнись!» – прошипела я своей не в меру разумной половине, – «через сто три года тебе уже не захочется слушать серенады!»
Я почти пересекла поляну перед домом, когда гитара издала последний полувздох-полустон и умолкла. Таинственный певец ждал меня, прислонившись к широкому, в три обхвата, стволу.
Боясь вздохнуть, я сделала шажок... Еще один... И еще...
А затем меня подхватили чьи-то сильные руки.
Наверное, так и выглядит любовь; наверное, так она должна выглядеть. Но в тот неповторимый, волшебный миг, когда мои руки обвили шею моего поклонника, он издал разочарованный возглас.
– Леди Агнесса!
И сурово поставил меня на землю, да так, что зубы клацнули.
– Леди Агнесса, – учтиво повторил эльф, чье ухо выглядело все еще припухшим, – прошу прощения... А что, Агаты разве нет?
Я пожалела о том, что земля не могла сей же миг разверзнуться у меня под ногами. Чувствуя, что цветом лица становлюсь похожей на свеклу, я растерянно смотрела на голубоглазого и златокудрого воздыхателя – совершенно не зная, что сказать и что делать дальше.
Эльф, похоже, был смущен не меньше: кончик второго уха, выглядывающий из-под волос, начал стремительно наливаться румянцем.
– Ох, – сказал он, – приношу глубочайшие, самые глубочайшие извинения, какие только могут быть. Только не говорите ничего его светлейшеству, иначе не миновать мне высылки из королевства!
– Вы так хорошо пели, – только и выдохнула я, – мне подумалось, что...
И побрела прочь, понимая, что только круглая идиотка могла придумать себе влюбленного Альберта.
– Погодите, леди Агнесса! – неслось вслед, – погодите! Я...
Он догнал меня и, преданно глядя в глаза, протянул конверт нежно-зеленого цвета.
– Что это? – я подозрительно уставилась на изящную руку эльфа, словно конверт мог в любую минуту обратиться змеей.
– Приглашение, – побагровев, признался он, – я, видите ли... я, собственно... По делу пришел.
– Да? И что же это за дело такое? – мрачно поинтересовалась я, – совращение моей доброй служанки?
– Ну что вы, леди Агнесса, – затараторило дитя светлого леса, – гитара – это я так, для приятности... А это приглашение на завтрашний бал в честь вашей помолвки.
– Замечательно.
Я взяла конверт и продолжила свой путь к дому. Эльф постоял-постоял, провожая меня взглядом, а затем подхватил гитару и легкой походкой отправился восвояси.
Что тут можно сказать? Приглашение на бал только усилило мою грусть. На самом деле я ведь никому здесь не нужна, и предстоящий бал – это всего лишь жест вежливости со стороны короля Эльфира.
На душе было тяжело, но не это главное – под сердцем снова завозилось нехорошее предчувствие. Что-то должно было произойти, причем скоро. Но что?..
Потом вернулся Этьен, довольный, словно наевшийся сливок котяра. Парик сбился набок, могучий бюст тоже. В отличие от меня, у Агаты было превосходное настроение и, между прочим, подозрительно смазанная помада.
– Агнессочка, – проворковал Этьен, выгружая прямо на кровать десятки локтей шелка, – мы с Эвелиной так замечательно провели время! Да и королевский портной, он просто душечка – еще никто здесь не был с нами тек любезен! Я принес тебе отрез на платье, вот этот, лиловый, а вот этот, алый, Эвелина предложила выбрать мне.
– Ты же в нем будешь как большая морковка, – сердито отозвалась я, – или как гигантский помидор.
Счастливый вид Этьена заставлял еще больше думать о собственных невзгодах.
– Ничего подобного! – взвился он, – Эвелина сказала, что красный – это цвет страсти!
– Да-да, очень вовремя, мой дорогой. Не прошло и полудня, как я слушала серенады – которые, между прочим, исполнял
– Да ты просто завидуешь! – фыркнул Этьен и, сграбастав в охапку рулон алого шелка, обиженно удалился.
А я, поразмыслив, пришла к выводу что – да. Немного завидую.
Вечер подкрался незаметно.
Если до полудня время текло величавой равнинной рекой, то после обеда оно уподобилось бурному горному потоку. Только, кажется, мы отобедали – и вот уже солнце плавает в клубничном желе, румяня весенний лес и рисуя на земле длинные тени.
