– Нет, в коляске! Хочешь?
– Можно.
– Договорились!
– Ой, что это?
На стол подали высокое двухъярусное сооружение, где во льду лежали раскрытые раковины устриц, а сверху горел огонек.
– Настал торжественный момент! Загадывай желание! Ты же первый раз пробуешь…
– Но я не знаю, как их едят, и вообще… вдруг мне не понравится?
– Если не понравится, я их сам съем, а тебе закажу что-нибудь сугубо примитивное! Погоди, я сейчас все сам сделаю!
Он полил устрицу лимонным соком, добавил немного соуса и, поддев мясо устрицы вилочкой, сказал:
– Закрой глаза и открой рот!
– Влад, неудобно…
– Глупости! Открывай рот!
Она подчинилась, и он сунул ей в рот устрицу. Она попробовала и широко открыла глаза.
– У них вкус моря… И совсем не противно…
– Значит, будешь есть?
– Буду!
А вот вина она выпила всего два глоточка.
– Не нравится? Я закажу другое.
– Нет, вино хорошее, просто я отвыкла, боюсь опьянеть… Понимаешь, я когда-то отравилась вином…
– Отравилась? Каким-нибудь вермутом за рубль две? – вспомнил он чудовищный напиток, который пробовал в студенческом стройотряде.
– Неважно, Влад, просто не хочу… Боюсь, меня разморит с отвычки…
– И что?
– Да ничего…
– Тогда я допью твой бокал и узнаю все твои грешные мысли.
Она рассмеялась:
– В отношении тебя у меня нет грешных мыслей.
– Да, я все хочу спросить, кто все-таки был тот тип, что подарил тебе розы?
– Ты.
– А до меня?
– Тот тип, как ты выражаешься, предлагал мне хорошую работу…
Врет, понял он, беспардонно врет! Так работу не предлагают, или разве что какой-нибудь суперзвезде, которая сулит баснословные барыши работодателю, а не стареющей московской кукольнице…
После обеда Ника сказала:
– Влад, я должна купить тут какой-нибудь сувенир для Аллы.
– Что ж, пойдем купим:
– Нет, я не хочу с тобой… Ты будешь лезть со своими деньгами, и вообще… лучше посиди вот тут, на лавочке, а я пробегусь по этой улице и что-нибудь куплю.
– И долго мне сидеть?
– Ну минут двадцать, пожалуйста, Влад!
– Хорошо, только я не хочу сидеть тут как идиот, я буду лучше ждать тебя вон в том кафе, выпью воды…
– Хорошо! – обрадовалась она. И ушла.
Он смотрел ей вслед. На чрезвычайно элегантной торговой улице Гента она совершенно не выглядела чужеродно. Раньше русскую женщину можно было определить с первого взгляда, а теперь… Она была ничуть не хуже других одета, и держалась достаточно свободно. Одно только отличало ее от остальных женщин на этой улице – она была ему необходима! Она была… родная, да, именно родная… И когда он произнес мысленно это слово, у него болезненно сжалось сердце. За все эти долгие годы достаточно трудной, напряженной, но в целом вполне благополучной жизни, никто не стал ему родным. Ни жена, ни даже сын… Хотя нет, в первые два-три года сына он все-таки ощущал родным, но со временем воспитание, которое ему давала Элли, и весь строй жизни отдалили мальчика… А потом развод, свидания по субботам… А вот эта хрупкая, не слишком молодая, когда-то до тошноты надоевшая женщина, о которой он и не вспоминал столько лет, вдруг показалась ему единственной теплой точкой в причудливом морозном узоре жизни. Как глупо, чудовищно глупо… Я вот свободен, а она… У нее есть какой-то Гриша, которой хорошо поет… И пьет, наверное, хорошо… и еще она говорит, что не умеет любить, и Гришу этого не любит… А вот того, седовласого, она любит, что ли? Не желает о нем говорить, наврала, что он работу предлагал, точно наврала… Она как будто оберегает его от меня, боится услышать о нем что-то дурное… А ведь эта встреча – судьба! И я не должен ее упустить, я хочу ее, и я своего добьюсь! Я женюсь на ней! Я хочу с ней состариться! Фу, идиот! – рассердился он на себя. Тебе еще нет пятидесяти, ты в отличной форме, у тебя все тип-топ, тебе просто нужна баба. Нет, не просто баба, а именно эта! Мне нужна Ника, и только Ника! Глупости, возьми себя в руки. С Никой все слишком сложно, зачем тебе эта головная боль? В ней есть какой-то надлом, и не исключено, что он связан с тобой, зачем тебе все это? Покатай ее, купи ей еще подарков и сматывайся, пока не поздно. Надлом, нет, это как-то иначе называется… Ах да, надрыв! Это ведь у Достоевского – надрыв в гостиной, надрыв в избе… Так, вот Достоевского только тебе и не хватало для комплекта… Ностальгия по полной русской программе! К черту! Отвезу ее в Бонн и скажу, что меня вызывают… Навру! И смоюсь, а Томасу потом все объясню или оставлю письмо. Но я ведь пообещал ей лошадку на Зибенгебирге. Ну и что? Обещанного три года ждут! Надо смываться, уносить ноги, сматывать удочки, давать деру, улепетывать, рвать когти, с наслаждением вспоминал он синонимы, но тут заметил Нику и, совершенно позабыв о благоразумных идеях, смертельно обрадовался, а она почти бежала к нему с таким сияющим видом, словно вдруг на торговой улице Гента осознала, что любит его, и поспешила ему об этом сообщить. Он невольно вскочил и кинулся ей навстречу.
– Влад, – она схватила его за руку, – Влад, идем, идем скорее, что я тебе покажу!
Он швырнул на столик деньги и пошел за ней. Она почти тащила его. Дело тут явно не в любви, а в чем? Она увидела какую-нибудь сильно дорогую штучку, какое-нибудь колечко за бешеные деньги… Ничего, если это в разумных пределах, я ей его куплю и тогда уж буду чист как стеклышко.
– Смотри!
Она остановилась перед витриной, но это был отнюдь не ювелирный магазин. Это был магазин сыров! И из открывшейся в этот момент двери на него пахнуло достаточно специфическим ароматом. Он был в полном недоумении.
– Смотри, Влад! Это моя кукла! Моя, понимаешь?
В витрине сырного магазина, очень изящно и элегантно оформленной, действительно сидела довольно большая кукла. Она была красивой, немного манерной, в платье и прическе времен маркизы Помпадур. И в то же время в ней был гротеск, придававший нарядной кукле какую-то неповторимость и изысканность.
– Влад, тебе нравится, скажи, – тормошила его Ника.
– Очень! Но как твоя кукла сюда попала?
– Это Сюзетта! Ее у меня купила одна дама из Люксембурга, на выставке в Будапеште! Еще два года назад! Вот не думала, что она сюда попадет! И главное, что я еще когда-нибудь ее увижу! Я ее очень любила! Тебе правда нравится?
– Очень! И тебя не огорчает, что твоя Сюзетта торгует сырами?
– А почему меня должно это огорчать?
– Да нет, я просто спросил… по глупости!
Ах, какой же я примитивный, грубый тип! Я решил, что она хочет с меня что-то слупить, а она хотела поделиться своей радостью, показать свое искусство, а я… Фу, как стыдно!
– А хочешь, я выкуплю твою Сюзетту из рабства и верну ее тебе?
– Зачем?.. Она тут так уместна… Это очень дорогой магазин, я уже заглянула… Ну и запах там,
