Я открыл глаза. Облака тащились все так же неспешно, только из белых стали розовыми, а небо потемнело и придвинулось ближе.
Солнце уже зашло, а это означало, что я проспал по меньшей мере часов до девяти.
— Не хлопайте г-глазами, — бодро сказал Фандорин. — Мы идём на штурм Эрмитажа.
Долгополый кучерский кафтан Эраст Петрович снял, остался в сатиновом жилете и синей рубашке — на фоне густеющих сумерек его было почти не видно.
Мы быстро прошли пустым парком к дворцу.
Когда я увидел освещённые окна Эрмитажа, меня охватила невыразимая тоска. Дом был похож на белый океанский пароход, спокойно и уверенно плывущий через мрак, а я, ещё так недавно находившийся на нарядной палубе, упал за борт, барахтаюсь среди тёмных волн и даже не смею крикнуть «Спасите!».
Фандорин прервал мои горестные мысли:
— Чьё это окно — на первом этаже т-третье слева? Не туда смотрите — вон то, открытое, но без света.
— Это комната мистера Фрейби.
— Сумеете залезть? Ладно, вперёд!
Мы перебежали по лужайке, вжались в стену и подобрались к тёмному открытому окну. Эраст Петрович сложил руки ковшом и так ловко подсадил меня, что я безо всякого труда смог перелезть через подоконник. Фандорин последовал за мной.
— Побудьте здесь. Я с-скоро.
— А если войдёт мистер Фрейби? — в панике спросил я. — Как я ему объясню своё присутствие?
Фандорин огляделся, взял со стола бутылку, в которой плескалась бурая жидкость — кажется, пресловутое виски, которым некогда потчевал меня батлер.
— Вот, возьмите. Стукнете его по г-голове, свяжете и сунете в рот кляп — вон ту салфетку. Ничего не поделаешь, Зюкин, у нас чрезвычайные обстоятельства. После принесёте свои извинения. Ещё не хватало, чтобы англичанин поднял крик. Да не тряситесь вы так, я скоро.
Он и в самом деле вернулся не более чем через пять минут. В руке держал саквояж.
— Здесь все самое н-необходимое. У меня в комнате был обыск, однако ничего не тронули. Масы на месте нет. Пойду п-поищу.
Я снова остался один, и опять ненадолго — вскоре дверь отворилась вновь.
Однако на сей раз это был не Эраст Петрович, а мистер Фрейби. Он протянул руку, повернул рычажок масляной лампы, и в комнате стало светло. Я растерянно замигал.
Вцепился в бутылку, неуверенно шагнул вперёд. Бедный батлер, он был ни в чем не виноват.
— Добри вечер, — любезно сказал Фрейби, с интересом глядя на бутылку. — I didn't realize that you liked my whisky
Достал из кармана словарь и с впечатляющей сноровкой — видно, наловчился — зашуршал страницами:
— Я… не был… сознават… что ви… любить… мой виски… так… много.
Тут я и вовсе пришёл в замешательство. Стукнуть по голове человека, который вступил с тобой в беседу — это уж было совершенно немыслимо.
Посмотрев на моё сконфуженное лицо, англичанин добродушно хмыкнул, похлопал меня по плечу и показал на бутылку:
— A present. Подарок.
Батлер заметил, что в другой руке я держу саквояж.
— Going on travel? Ту-ту-уу? — Он изобразил гудок паровоза, и до меня дошло: Фрейби подумал, что я отправляюсь в путешествие и решил прихватить с собой бутылочку полюбившегося мне напитка.
— Да-да, — пробормотал я. — Вояж. Тэнк ю.
И поскорей выскочил за дверь. Сердце чуть не выскакивало из грудной клетки. Бог весть, что Фрейби подумал о русских дворецких. Но сейчас было не до национального престижа.
В соседней комнате, у мистера Карра, тренькнул звонок вызова прислуги.
Я едва успел спрятаться за портьеру — по коридору бежал рысцой младший лакей Липпс. Что ж, молодец. Вот что значит — твёрдый порядок в доме. Меня на месте нет, а всё работает, как часы.
— Что угодно-с? — спросил Липпс, открывая дверь.
Мистер Карр проговорил что-то ленивым голосом — я разобрал слово «чернила», произнесённое с немыслимым акцентом, и лакей удалился всё той же похвальной рысцой, а я попятился в смежный коридор, ведший к моей комнате — решил пока отсидеться там. Сделал несколько коротких шажков, прижимая к груди саквояж и бутылку, и вдруг налетел спиной на что-то мягкое. Обернулся — о господи, Сомов!
— Здравствуйте, Афанасий Степанович, — пролепетал мой помощник. — Доброго вечера. А меня вот переселили в вашу комнату…
Я сглотнул слюну и ничего не сказал.
— Сказали, что вы будто бы сбежали… Что вас и господина Фандорина скоро отыщут и заарестуют. А ихнего японца уже забрали. Говорят, вы преступники, — шёпотом закончил он.
— Знаю, — быстро сказал я. — Только это не правда. Корней Селифанович, у вас было мало времени меня узнать, но, клянусь вам, то, что я делаю, делается исключительно для блага Михаила Георгиевича.
Сомов молча смотрел на меня, и по выражению его лица я не мог понять, о чем он сейчас думает. Закричит или нет — вот единственное, что занимало меня в эту минуту. На всякий случай я вцепился пальцами в горлышко бутылки.
— Да, у меня действительно было слишком мало времени, чтобы познакомиться с вами близко, но великого дворецкого видно сразу, — тихо сказал Сомов. — Позволю себе смелость сказать, что я вами, Афанасий Степанович, восхищаюсь и мечтал бы быть таким, как вы. И… и если вам понадобится моя помощь, только дайте знать. Всё сделаю.
У меня перехватило горло, и я побоялся, что не смогу говорить — расплачусь.
— Благодарю, — вымолвил я наконец. — Благодарю, что вы решили меня не выдавать.
— Как я могу вас выдать, если я вас не видел, — пожал он плечами, поклонился и пошёл прочь.
От этой во всех отношениях примечательной беседы я несколько утратил бдительность и повернул за угол, не позаботившись предварительно посмотреть, нет ли кого в коридоре. А там оказывается, вертелась перед зеркалом горничная её высочества Лиза Петрищева.
— Ах! — пискнула Лиза, девица глупая, легкомысленная, да к тому же ещё уличённая в шашнях с фандоринским камердинером.
— Тс-с-с! — сказал я ей. — Тихо, Петрищева. Только не кричи.
Она испуганно закивала, и вдруг, развернувшись, бросилась наутёк с истошным воплем:
— Караул! Убивают! Он ту-у-у-ут!!!
Я метнулся в противоположную сторону, к выходу, но оттуда донеслись взбудораженные мужские голоса. Куда податься?
В бельэтаж, больше некуда.
В два счета взбежал по лестнице, увидел в полутемном проходе белую фигуру. Ксения Георгиевна!
Я застыл на месте.
— Где он? — быстро спросила её высочество. — Где Эраст Петрович?
Внизу грохотало множество ног.
— Здесь Зюкин! Отыскать! — услышал я чей-то начальственный бас.
Великая княжна схватила меня за руку.
— Ко мне!
Мы захлопнули дверь, и через полминуты по коридору пробежали несколько человек.
— Осмотреть комнаты! — скомандовал всё тот же бас.
Вдруг снизу раздались крики, кто-то завопил:
— Стой! Стой, паскуда!
Грянул выстрел, потом ещё один.
Ксения Георгиевна, ойкнув, покачнулась, и я был вынужден подхватить её на руки. Лицо у неё сделалось белым-белым, а глаза от расширившихся зрачков совсем чёрными.
На первом этаже зазвенело разбитое стекло.
Её высочество резко оттолкнула меня и бросилась к подоконнику. Я — следом. Мы увидели внизу тёмную фигуру, очевидно, только что выпрыгнувшую из окна.
Это был Фандорин — я узнал жилет.
В следующую секунду из того же окна выскочили ещё двое в штатском и схватили Эраста Петровича за руки. Ксения Георгиевна пронзительно вскрикнула.
Однако Фандорин проявил удивительную гуттаперчивость. Не высвобождая рук, он пружинисто изогнулся и ударил одного противника коленом в пах, а потом точно таким же манером обошёлся со вторым. Оба агента согнулись пополам, а Эраст Петрович лёгкой, стремительной тенью пересёк лужайку и исчез в кустах.
— Слава Богу! — прошептала её высочество. — Он спасён!
Вокруг дома забегали люди — некоторые в мундирах, иные в цивильном. Кто-то понёсся по аллее к воротам, другие бросились догонять беглеца. Но преследователей было не так уж много — пожалуй, с десяток. Где им угнаться в тёмном, просторном парке за шустрым господином Фандориным?
Насчёт Эраста Петровича можно было не тревожиться. Но вот что будет со мной?
В дверь громко постучали.
— Ваше императорское высочество! В доме преступник! С вами всё в порядке?
Ксения Георгиевна жестом велела мне спрятаться за шкаф. Открыла дверь, сказала недовольным голосом.
— У меня страшная мигрень, а вы так кричите и грохочете. Поймайте вашего преступника, а меня больше не беспокойте!
— Ваше высочество, по крайней мере, запритесь на замок.
— Хорошо.
Я услышал звук поворачиваемого ключа и вышел на середину комнаты.
— Я знаю, — лихорадочным шёпотом заговорила Ксения Георгиевна, зябко обхватив себя за плечи. — Всё это не правда. Он не мог совершить кражу. И ты, Афанасий, тоже на такое не способен. Я обо всем догадалась. Вы хотите спасти Мику. Я не прошу рассказывать, что именно вы задумали. Скажи только — я правильно догадалась?
— Да.
Она и в самом деле меня больше ни о чем не спрашивала. Опустилась на колени перед иконой и стала класть земные поклоны. Я никогда раньше не видел, чтоб её высочество проявляла такую набожность, даже в детстве. Кажется, она ещё и что-то шептала — вероятно, молитву, но слов было не разобрать.
Ксения Георгиевна молилась невыносимо долго. Полагаю, никак не менее получаса. А я стоял и ждал. Только убрал бутылку виски в саквояж. Не оставлять же её было в комнате
