«Не поддаваться, не поддаваться!» – отчаянно сигналил обезумевшему сердцу разум. Но руки сами, вопреки рассудку, обхватили упругое тело той, что измучила душу бедного вице-консула.
О-Юми рванула его воротничок – на пол полетели пуговицы. Покрывая быстрыми поцелуями обнажившуюся шею, задыхаясь от страсти, она нетерпеливо потянула с плеч Фандорина сюртук.
И тут произошло то, что следовало бы назвать истинным торжеством разума над необузданной стихией чувств.
Собрав в кулак всю свою волю (а таковой титулярному советнику было не занимать), он взял О- Юми за запястья и отвел их от себя – мягко, но непреклонно.
На то было две причины, и обе веские.
Первую Эраст Петрович наскоро сформулировал так: «Что я ей, мальчик? Захотела – исчезла, захотела – свистнула, и я тут как тут?» Несмотря на свою расплывчатость, резон был наиважнейший. В схватке двух миров, именуемой «любовью», всегда есть монарх и подданный, победитель и побежденный. Именно этот ключевой вопрос в данную минуту и решался. Быть подданным и побежденным Фандорин не желал и не умел.
Вторая причина со сферой любовной ничего общего не имела. Тут пахло мистикой, причем очень тревожного свойства.
– Откуда вы узнали, что мы с Асагавой договорились сообщаться записками? – строго спросил Эраст Петрович, пытаясь разглядеть в темноте выражение ее лица. – Да еще так быстро? За нами следили? Подслушивали? Какую роль в этой истории вы играете?
Она молча глядела на него снизу вверх, не шевелясь, не пытаясь высвободиться, но пальцы молодого человека пылали от прикосновения к ее коже. Вдруг вспомнилось определение из гимназического учебника по физике; «Электричество, содержащееся в теле, сообщает этому телу особое свойство, способное притягивать другое тело...»
Тряхнув головой, Фандорин твердо сказал:
– В тот раз вы ускользнули, ничего мне не объяснив. Но сегодня вам придется ответить на мои вопросы. Г-говорите же!
И О-Юми заговорила.
– Кто это – Асагава? – спросила она и рывком выдернула запястья из его пальцев – электрическая цепь разорвалась. – Вы думали, что записку вам прислал кто-то другой? И сразу же пришли? Два этих долгих дня я думала только о нем, а он... Какая же я дура!
Он хотел удержать ее, но не сумел. Пригнувшись, она проскользнула под его рукой, выскочила в коридор. Перед носом у Эраста Петровича хлопнула дверь. Он схватился за ручку, но в замке уже повернулся ключ.
– Постойте! – в ужасе крикнул титулярный советник. – Не уходите!
Догнать, остановить, оправдаться!
Но нет – из коридора донеслось приглушенное рыдание, потом звук легких удаляющихся шагов.
Разум съежился, забился в дальний уголок сознания. Сейчас душой Фандорина владели одни лишь чувства: страсть, ужас, отчаяние. И самое сильное из всех – ощущение невозвратимой утраты. И какой утраты! Словно лишился всего на свете, и кроме самого себя винить в этом некого.
– Черт! Черт! Черт! – заскрипел зубами несчастный вице-консул и с размаху двинул кулаком о дверной косяк.
Проклятая полицейская выучка! Безоглядная, смелая женщина, живущая сердцем, – драгоценнейшая из всех женщин земли – сама бросилась ему в объятья.
Наверняка многим при этом рисковала, быть может, поставила на карту всю свою жизнь. А он ей допрос с пристрастием: «Следили?» «Подслушивали?» «Какую играли роль?»
Боже, какой ужас, какой позор!
Из груди титулярного советника вырвался стон. Шатаясь, он дошел до кровати (той самой, на которой ему могло быть даровано неземное блаженство!) и рухнул на нее лицом вниз.
Какое-то время Эраст Петрович пролежал так без движения, сотрясаясь всем телом. Если б мог рыдать, то наверняка бы разрыдался, но этот род эмоционального облегчения Фандориным был раз и навсегда утрачен.
Давно, очень давно не испытывал он такого потрясения – пожалуй, даже и несоразмерного происшедшему. Словно бы душа, долгое время закованная в ледяной панцырь, вдруг начала оживать и оттого заныла, засочилась оттаивающей кровью.
«Что со мной? Что со мной происходит?» – сначала всё повторял он, но думал не о себе – о ней.
Оцепеневший мозг понемногу просыпался, и так возник другой вопрос, куда более насущный.
«Что теперь делать?»
Эраст Петрович рывком сел на кровати. Дрожь прошла, сердце билось быстро, но размеренно.
Как что? Отыскать ее. Немедленно. И будь что будет.
Иначе – мозговая лихорадка, разрыв сердца, гибель души.
Титулярный советник бросился к запертой двери, наскоро ощупал ее, приложился плечом.
Дверь крепкая, но вышибить, пожалуй, можно. Только ведь будет грохот, прибежит прислуга. Представился жирный заголовок в завтрашней «Джапан газетт»: «RUSSIAN VICE-CONSUL DEBAUCHING IN GRAND HOTEL» [19]
Эраст Петрович выглянул в окно. Второй этаж был высокий, и куда прыгаешь, в темноте не видно. Может, там груда камней или какие-нибудь садовые грабли, забытые садовником?
Эти опасения, однако, не остановили ошалевшего титулярного советника. Рассудив, что такова уж, видно, его сегодняшняя планида – лазить через подоконники и прыгать в ночь, – он повис на руках, расцепил пальцы.
С приземлением повезло – угодил на газон. Отряхнул перепачканные колени, огляделся.
Сад был внутренний, со всех сторон окруженный высоким забором. Но этакая малость Фандорина не смутила. Он с разбега ухватился за верхний край ограды, ловко подтянулся, сел.
Хотел соскочить в переулок – не вышло: фалда зацепилась за гвоздь. Подергал-подергал – никак. Сукно было отменное, парижской кройки.
– RUSSIAN VICE-CONSUL STUCK AT TOP OF FENCE [20], – пробормотал Эраст Петрович. Рванул сильнее – сюртук затрещал.
Оп-ля!
Десяток шагов, и Фандорин оказался на безлюдном, но освещенном фонарями Банде.
Нужно было заглянуть домой.
Найти адрес Булкокса – это раз. И раздобыть средство передвижения – это два. Добираться пешком выйдет слишком медленно, а куруму, даже если поступиться принципами, не возьмешь – свидетели в таком деле ни к чему.
Главного препятствия, именовавшегося «Маса», слава Богу, удалось избежать: в окне каморки, где квартировал прилипчивый камердинер, свет не горел. Спит, разбойник.
Вице-консул на цыпочках проник в прихожую, прислушался.
Нет, Маса не спал. Из его комнаты доносились какие-то странные звуки – то ли всхлипы, то ли сдавленные стоны.
Встревоженный, Фандорин подкрался к самой двери. Она была раздвижная, на японский манер. Маса не уважал европейский уют и оборудовал свое жилище по собственному вкусу: пол застлал соломенными матами, кровать и тумбочку убрал, по стенам развесил цветные картинки с изображением свирепых разбойников и слоноподобных борцов сумо.
Звуки, доносившиеся через приоткрытую дверь, при ближайшем исследовании оказались совершенно недвусмысленными, к тому же на полу коридора титулярный советник обнаружил две пары сандалий: одни побольше, другие поменьше.
Тут вице-консулу стало еще горше, чем прежде. Он тяжко вздохнул, а в утешение себе сказал: «Ну и пускай. Зато не привяжется».
В гостиной на столике лежала полезная брошюра, озаглавленная «Alphabetical List of Yokohama
