кармана.
Скотт печально молвил:
– На цепочку накопил, на часы пока нет. Как взойдёт солнце, встретимся у крайнего дома.
Зевнул, махнул на прощанье рукой и, устало приволакивая ноги, двинулся по направлению к своей лавке.
Портье при виде постояльца произнёс те же слова, что в прошлый раз:
– Вам записка с каракулями от вашего китайца.
– Он японец, – механически ответил Эраст Петрович, разворачивая листок.
На сей раз послание было совсем коротким:
Сакая – место, где продают сакэ. Стало быть, речь идёт о салуне.
Бывший белый костюм от пыли и особенно от возни на краю пропасти сделался совсем нехорош. Пришлось переодеться в чёрный.
Минувшей ночью Фандорин не сомкнул глаз, за весь день у него во рту не было ни крошки. Удастся ли поспать, пока было неясно, но отчего бы не перекусить?
Умывшись и побрившись, он отправился через дорогу, в «Голову индейца».
Там было людно и шумно, у стойки гоготали и бранились пастухи, но на Эраста Петровича глядели без враждебности – он не сделался для них своим, но и чужаком быть перестал.
Хозяин, увидев на поясе посетителя новенькую кобуру, одобрительно сказал:
– «Рашн»? Другое дело. Сразу видно солидного человека. Что будете?
Единственное, что не вызвало подозрения в захватанном меню, – яйца. Эраст Петрович заказал полдюжины сырых (самое лучшее средство для восстановления сил), хлеба и кружку чая.
– Далеко вам до вашего китайца. – Хозяин с уважением кивнул на Масу, который в дальнем углу прикидывался спящим – то есть сидел, откинувшись назад и надвинув шляпу на глаза. – Слопал два стейка, круг жареной колбасы и десяток багелей. Теперь вон дрыхнет.
– Он японец, – сказал Фандорин, подсаживаясь к своему камердинеру.
Уошингтон Рид был здесь же, через два столика. Играл в кости с каким-то пастухом. Перед негром на столе сиротливо лежали три монетки, перед его партнёром – груда серебра и бумажек.
– Хватит с-сопеть. С твоей физиономией и твоим аппетитом конспирация исключается.
Маса выпрямился.
– Позвольте доложить, господин. Чёрный человек спал в сарае до трёх часов. Потом сразу перебрался сюда. Сначала у него было много денег. Потом нисколько. Потом немножко выиграл. Сейчас опять проигрывает.
– Это всё?
– Всё, господин.
Принесли яйца. Эраст Петрович выпил их одно за другим. Заел куском хлеба. Чай понюхал и пить не стал. Поднялся на ноги.
– Судя по твоим опухшим г-глазкам, ты тоже неплохо отоспался. А я падаю с ног. Буду в номере. Окно, оставлю открытым. Если что интересное, подай сигнал.
–
Рури – это маленькая японская птичка чудесной лазоревой окраски. Щебет её особенной красотой не отличается, но зато его ни с чем не спутаешь. А главное, собственных рури в Вайоминге не водится.
Рури защебетала исключительно не ко времени, помешав Фандорину досмотреть до конца чудесный сон. Будто он селестианский брат, мирно живёт в райской долине, а вокруг него все женщины, которые дарили ему любовь в разные годы его жизни. Они по-сестрински нежны друг с другом, и вместе всем им очень хорошо.
Дисциплинированное сознание Эраста Петровича отказывалось пробуждаться, когда под окном ржали лошади или дрались пьяные ковбои, но на негромкий, малоприятный щебет фальшивой лазоревки откликнулось моментально.
Фандорин сел на кровати, открыл глаза и увидел, что за окном глубокая ночь.
Снова чирикнула японская птица.
Он высунулся из окна.
На улице ни души. Не видно ни зги. Даже в окнах салуна свет уже не горел.
Из темноты донеслись ещё две короткие, сердитые трели. Это означало: «Скорей, господин! Что вы возитесь?»
Поскольку Фандорин спал не раздеваясь и не разуваясь, он просто перепрыгнул через подоконник.
Короткий, освежающий полёт со второго этажа. Пружинистое приземление, от которого Эраст Петрович окончательно проснулся.
Откуда ни возьмись подлетел Маса.
– Господин, он проигрался до последнего. Пил один. Ушёл из салуна предпоследним. А последним – я.
