Эта дикая история не имела прямого касательства к заказу полковника Стара. К тому же завтра предстоял весьма хлопотный день. Но Фандорин терпеть не мог неразгаданных загадок. Особенно мистического свойства.
Слава Богу, удалось немного поспать, да и рыжая отдохнула.
– Я вас не выдам. Более того, я п-поеду с вами.
– Правда? – обрадовался Рид. – Ах, как это было бы здорово! Честно говоря, душа в пятки, как подумаю, что придётся тащить этакую ношу через всю Дрим-вэлли, да ещё ночью… Но только на что вам этакая страсть? Вы, наверно, подшутили над старым Уошем?
– Ничуть. Хочу посмотреть, как Расколотый Камень заберёт свою г-голову, – с серьёзным видом заявил Эраст Петрович. – Вероятно, это будет совершенно исключительное зрелище.
Похоже, чернокожий, действительно, воспрял духом.
– Вдвоём – это ничего, это можно. По правде сказать, если б я не проигрался и если б бородачи не пообещали мне ещё сотню, я, наверно, их надул бы, не поехал… А в хорошей компании совсем другое дело. С вашего позволения, я только свистну свою Пегги. Она уж осёдлана…
– Выводи мою рыжую, – обернувшись, сказал Фандорин по-японски. – Не забудь приторочить к седлу винтовку. На рассвете встретишься у крайнего дома с агентом Пинкертона. Увидимся в русской деревне.
–
Маса вышел из укрытия и поклонился. Перед посторонними он всегда придерживался строгого этикета в отношениях с господином.
– И вот ещё что. Мы снова на государственной службе. Временные помощники здешнего полицейского начальника. Эти значки завтра прицепишь нам на одежду.
Как всякий японец, Маса обожал атрибуты власти и взял жестяные звезды с чрезвычайной почтительностью.
– Лучше бы нам выдали по мундиру и сабле. Но что взять с американцев? Я приведу эти гербы в порядок. Будут сиять ярче золота, – пообещал камердинер.
– …Ну и сбежал я на Север, надоело на плантации за здорово живёшь горбатить. Когда началась война, надел красные штаны и записался в первый южнокаролинский, у нас там служили одни негры. Потом уехал на Запад, стал гонять стада. В Техасе чёрных ковбоев полным-полно, это здесь на меня пялятся.
Уошингтон Рид сидел в седле боком, да ещё закинув ногу на ногу. Его умная лошадка Пегги шла ходко, но хозяина почти не качала, только прядала ушами, словно внимая рассказу. У Эраста Петровича возникло подозрение, что Рид балует её своими байками, даже когда рядом нет других слушателей.
– Случалось мне и добывать золото. Мыл в ручьях, копал в руднике. Сколько через мои руки этой жёлтой дряни прошло, а ни крупинки не прилипло. Всё карты да кости, будь они прокляты. Я вообще-то парень башковитый. Но это сильнее меня: Игра – она… – Рид поэтически развёл руками… – Она как счастье. Или как невиданная красавица, которая одарит тебя одним-единственным взглядом, одной улыбкой. И знаешь ведь, что никогда не будет твоей, а всё надеешься, на других баб и смотреть не хочешь. После такой улыбки, всё остальное зола да пепел. М-да… – Он грустно улыбнулся, доставая трубку, сделанную из кукурузного початка. – Всего один раз в жизни сфартило мне по-настоящему. Садился за стол, имел при себе два слитка, в полторы сотни. А когда встал, сгрёб в шляпу целых три тысячи. В семьдесят четвёртом это было, в Чёрных Горах, в самый разгар золотой лихорадки. Поехал домой, в Саванну, где со времён рабства ни разу не был. В белой коляске подкатил, с жемчужиной в галстуке, что твой король. И посватался к лучшей чёрной девушке во всём штате, некоей мисс Флоренс Дюбуа Франклин. Какая красавица, если б вы только видели! Не ревнуй, Пегги, тебя тогда ещё на свете не было.
Он шутливо ткнул лошадь в затылок, та мотнула головой.
– Отказала? – спросил Фандорин.
Они ехали через Бутылочное Горло, и он немного отстал – рядом было тесновато.
– Согласилась. Я ведь не такой, как сейчас был. Весёлый, красивый, с медалями на груди (я их потом все в покер проиграл). Поеду, говорю, на Запад, присмотрю для нас подходящее ранчо, а потом тебя выпишу. Она, говорит, езжай, я буду ждать сколько понадобится… Э-эх, в первом же городе, не хочу даже вспоминать его название, продул все деньги вместе с коляской, жемчужиной из галстука и самим галстуком… В Саванне больше никогда не был и уж вряд ли буду. Надеюсь только, что Флоренс Дюбуа Франклин ждала меня не слишком долго…
Он повесил голову, завздыхал, и его лошадь тоже фыркнула, будто почуяла настроение хозяина.
– Как вам удаётся обходиться без стремян и шпор? – Фандорин давно уже обратил внимание на эту странность. – Тоже проиграли?
– С такой умницей как Пегги мне без надобности. Я и к уздечке, считай, никогда не прикасаюсь. Моей лошадке довольно сказать, и сделает. Даже говорить не надо, сама знает. Не верите? Спорим на доллар, я ей скажу: «Пегги, остановись у того камня», и она встанет.
Эраст Петрович засмеялся.
– Ну-ка, старушка, – наклонился к уху своей серой Рид. – Видишь большой бульник, что похож на голову быка? Остановись-ка там.
Возможно, тут был какой-то трюк – к примеру, он тихонько тронул бок лошади каблуком или ещё что-то, но в указанном месте Пегги остановилась как вкопанная.
Негр обнял её за шею и поцеловал.
– Только она одна на всём белом свете меня понимает и любит. Я знаете, чего ужасно боюсь? Что помру раньше неё. Кому достанется моя Пегги? Как с ней будут обращаться?
Скалы раздвинулись. За рощей уже начинались земли селестианцев.
В этот глухой час над Долиной Мечты повисла особая, недобрая тишина. Ни шелеста листвы, ни журчания воды – ни звука. Лишь перестук копыт.
