— Правды. Только вижу, нет правды на земле.
— Выше с ней тоже, блин нафиг, проблемы.
— Это точно. Только знаете что, уважаемый Эдуард Николаевич.
— Что?
— Я за вашу жизнь теперь и двух копеек не дам.
Его аж всего передёрнуло от этих моих финальных слов. Видимо, я ткнул в больную точку. Сыпанул соль на рану. Задел, короче говоря, я его за живое.
Наслаждаться произведённым эффектом не стал. Не садист. Сказал и тут же вышел.
Крик раздался, за секунду до того, как я собрался завести движок.
Я не знаю, чего в этом душераздирающем вопле было больше — страха или удивления, но у меня по всему телу встали дыбом волосы. И это не фигура речи. Исключительно физиология.
Выхватывая на бегу пушку, я ворвался во двор и увидел то, что увидел: лежащего ничком на площадке возле гаража Нигматулина трепал огромных размеров волк.
Зверь на самом деле был крупный. В холке, пожалуй, выше откормленной кавказской овчарки. Грудь широкая. Лапы мощные. Клыки — штыри, которыми рельсу к шпалам приколачивают.
И такое вот чудище вцепилось мёртвой хваткой несчастному в горло. Выжить у того не было никаких шансов. И хотя он сжимал в руках невесть откуда взявшийся нож и даже пытался ткнуть волчаре лезвием в бок, но это больше походило на агонию. Собственно, это и была агония.
Я начал стрелять прямо от калитки. Точно видел, что три первые пули вошли зверю в бок. Но отреагировал он только на четвёртую. На ту, что попала ему в голову.
Нет, он не повалился набок. Не взвыл от боли. Ничего такого. Он просто прекратил рвать горло жертвы (там голова уже практически отделилась от тела) и с холодным недоумением глянул на меня. Потом принял в грудь пятую пулю, увернулся, ловко отскочив в сторону, от шестой и седьмой, а когда я полез за новой обоймой, сам перешёл в наступление.
Он не бежал. Приближался шагом. Замер метрах в трёх и, зловеще виляя хвостом, медленно и плавно наклонил голову влево, а затем — со столь же изуверской пластичностью — вправо. Казалось, он хотел повнимательней рассмотреть своими горящими глазами, что это за чудило такой шмаляеет в него всякой ерундой. А когда рассмотрел, стал поджимать задние лапы, готовясь к прыжку. Всё это он делал безмолвно — ни рыка, ни лязга зубов, ни утробного рычания. Жутковатое зрелище.
«Попадись ты мне в Ночь Полёта, разорвал бы я тебя, зверь, как бобик грушу для клизмы», — подумал я, не отводя глаз от его жёлтых глаз.
К той секунде уже понял, что пули мне не помогут. Что здесь они не катят. Пусть серебряные они, пусть заговорённые — но не катят. Нужно было пробовать что-то другое.
И я попробовал.
Отшвырнув в клумбу безотказный, но в данной ситуации бесполезный кольт, провернул медное кольцо на левом безымянном, после чего, наложив друг на друга ладони с растопыренными пальцами, сотворил Решётку Зигмунда.
Зверь пробил это магическое препятствие сходу. Легко пробил. С такой лёгкостью ребёнок пробивает каблучком корку льда на луже после первого ночного заморозка. Тем не менее, когда волк пролетел сквозь дыру, я, провернув кольцо теперь уже на правом безымянном, поднял от земли до неба точно такую же решётку.
На этот раз сработало.
Волк на излёте движения ткнулся в препятствие перемазанной в крови мордой и рухнул наземь.
— Схлопотал! — обрадовано воскликнул я и показал ему средний палец.
А волк ничего — вскочил, тряхнул головой, как боксёр после нокаута, отошёл чуть назад и повторил прыжок.
Я не стал горячиться. Дождался мгновения, когда он разорвёт грудью сияющие прутья, и только тогда, что есть сил сжимая в ладони заколку для галстука, на одном дыхании проорал:
Его морда была от меня уже на расстоянии вытянутой руки, когда, разорвав ткань Пределов, посреди двора возник круговорот Волчьей Ямы.
Зависший в воздухе зверь сопротивлялся яростно, он, пытаясь вырваться, изо всех своих недюжинных сил перебирал лапами, но с затягивающей бездной ему было не совладать.
Миг.
Другой.
И Запредельное всосало его без остатка.
Я сперва разыскал среди георгинов пистолет, сунул в кобуру, только потом подошёл к трупу.
Первая мысль, которая пришла в голову: «Хорошо, что не завтракал». А вторая была такой «Славно он умер. Как воин. С оружием в руках».
Как только я подумал об оружии, сразу посмотрел на правую руку покойного. А ножа-то в ней как раз и не оказалось. Я не поверил собственным глазам, закрыл их, открыл — нет ножа. Пропал куда-то. Приличный такой тесак с широким лезвием. То ли десантный, то ли охотничий. Я не мог ошибиться — был нож. Был, а теперь не стало. Раскрытая ладонь мертвеца была пуста. Но, правда, не совсем — в ней что-то блестело. Что-то мелкое и круглое, похожее на чешуйку крупной рыбы. Уже догадавшись, что это такое, я присел на корточки. И убедиться в очевидном. Это действительно была монета. Советская. Двухкопеечная. Лежала решкой вверх.
Почему-то мне в тот миг подумалось о том, что когда кто-то получает в подарок нечто колющее или режущее, он должен обязательно сунуть дарителю монету. Таков обычай.
Подумал, выкинул из головы и направился к машине.
Рассиживаться было некогда — мёртвому уже не поможешь, нужно живых спасать. В первую очередь Леру. Домбровского — во вторую. Он, конечно, клиент и всё такое, но всё же — его после Леры. Он-то сам во всём виноват: полез, куда не звали, соврал, когда правду требовалась сказать. Кругом виноват. А вот девушка, которой я сдуру всучил краденный амулет, может стать невинной жертвой. И это было бы несправедливо.
Я, конечно, надеялся на то колечко-оберег, которое Лера приняла от меня на Восьмое марта, да в пупок пристроила, но всё равно переживал.
По дороге в город пытался понять, кем именно был канувший в Запредельное волк. Уж точно не натуральным волком. Натуральный бы сдох после первых же выстрелов. Как, впрочем, и Наказанный — человек, навсегда превращённый в волка. Классическим вервольфом этот зверь тоже не мог быть. Ведь что такое классический верфольф? Это существо Пределов с обликом волка и сознанием человека. Да, с каждым очередным превращением сознание человека всё больше вытесняется звериным, но, тем не менее, этот озверевший человек, остаётся посюсторонним существом и магия, под воздействием которой он находится, запросто разрушается серебряными пулями. Мои пули были из серебра. Волку вреда они не причинили. Вывод — это был не вервольф.
И тогда уже — не гексенвольф.
Как известно, разница между вервольфами и гексенвольфами заключается в том, что последние находятся под воздействием силы особых колдовских талисманов: кольца или амулета, но чаще всего пояса из шкуры волка, который крепкой цепью удерживает вызванного заклятием духа звериной злобы. Это отвратительное создание из тёмных глубин Запредельного обвивается вокруг души человека и своей энергией держит её в неволе. Но такой отвратительный симбиоз духа и человека разрушается заговорёнными пулями. В данном случае этого не произошло. Значит, не гексенвольф.
Оставалось грешить на преданного проклятию демона в образе волка. Вот кто действительно силён,
