После чего фыркнула и отключилась.
Только я, удручённый и озадаченный, сложил трубку, раздался вызов.
— Лера?! — обрадовался я.
Напрасно радовался, из трубки послышалось:
— Это Домбровский вас, Егор Владимыч… Владими… мирович, беспокоит.
Клиент, судя по голосу, был пьян, причём изрядно.
— Где вы сейчас находитесь, Леонид Петрович?
— Дома я, где мне ещё. С поминок — домой, а из дома… Тут это. Эдуарда нашего сегодня того- самого… Не стало нашего Эдуарда сегодня. Во-о-от. Мы-то все там, а он…
— Знаю, — вставил я, пытаясь прервать его невнятицу.
Не получилось.
— А он мне не верил, — продолжал далдонить Домбровский. — А я же говорил. Говорил я ему. А он мне… Шизой накрылся — он мне. А я-то… И вот. То-то же.
Клиент был совсем никакой, пребывал в том самом состоянии, которое чревато ломкой дров, поэтому я настойчиво порекомендовал:
— Никуда из дома не выходите, Леонид Петрович. Ждите. Еду к вам.
Проблемы наваливались одна за другой, но я решил не метаться, а разгребать их по мере поступления. Раз Домбровский первым дал о себе знать, следовательно, с него и нужно начинать. Но хотя я и поехал именно к нему, к непутёвому своему клиенту, по дороге всё равно думал о Лере. Не мама я ей, конечно, и не папа, но ответственность свою за неё чувствовал, поэтому нервничал и беспрестанно задавал себе вопросы: «Кто девчонку выкрал и зачем? Зачем и кто? Кто и зачем?»
Только эти мои бесконечные «кто?» и «зачем?» походили на бойцов, которых безжалостный генерал посылает на самый опасный участок фронта, заранее зная, что не один из них не вернётся.
Вариантов было вагон и маленькая тележка. Повод наехать на меня имели, откровенно говоря, многие. Если собрать в кучу всю нежить, которой я за последнее время дорогу перешёл, свет вокруг померкнет, как при солнечном затмении. Помимо того, партизанскую войну мог начать и кто-то из деятелей местного оккультного мира. Некоторые давно зуб точат, ждут удобного случая воткнуть нож в спину. А могли и непосвящённые поучаствовать. Даже очень могли. Киднэпинг — это как раз в их стиле. К тому же, если вспомнить про закинутую в офис гранату, то эту версию и нужно рассматривать в первую очередь. Какой чародей гранатами швыряться будет? Низкий сорт. Грубая работа. У чародея в арсенале другие средства. А в арсенале службы охраны какой-нибудь там фирмы «Фарт» именно такие.
«Впрочем, — тут же подумал я, — „Фарт“ — это как раз вряд ли. Давеча здорово пугнул их засланцев. Года на три отбил охоту соваться. Скорее всего, всё же кровник объявился — какой-нибудь сын-брат-сват ликвидированного гада из предыдущих Списков».
И ещё одна версия у меня была. Допускал мысль, что это сделал Охотник. Не в их стиле, конечно, но времена меняются, нравы портятся, народ мельчает — кто-нибудь мог и скурвится. Скурвился и взял на вооружение подлую тактику слабых людишек. Вероятность этого была мала, но она была.
Словом, вариантов была тьма, даже в голове не помещались.
Но с другой стороны я понимал и такую вещь: кто бы девушку ни выкрал, вскоре выйдет на связь и предъявит свои требования. Иначе за чем он её крал? А раз так, значит, нужно не дёргаться и ждать.
По приезде на место пришлось потоптаться у двери: господин Домбровский долго разглядывал меня в глазок, потом столь же долго возился с замком. Наконец, впустил.
Он был пьян, помят и плохо выбрит. В правой руке держал початую бутылку водки с дозатором, а левой безуспешно пытался затолкать край расстегнутой до пупа рубахи в брюки.
— Бесполезно, — сказал я, переступив порог.
— Что «бесполезно»? — не понял он.
— Квасить бесполезно. Страх этим делом не заглушишь.
— Да?
— Да.
Он что-то к чему-то прикинул, взъерошил волосы и попытался возразить:
— А я вовсе и не залуг… Я не загул… шаю. Во-о-от. Я это… Я, чтоб вы знали, поминаю.
— Ну-ну, — скептически пробормотал я.
— Пардон, секунду, мне нужно, — неожиданно сказал хозяин и неверным шагом направился в сторону туалета.
Когда дверь за ним захлопнулась, я, так и не дождавшись приглашения, прошёл в огромную комнату-студию, где было много стекла, металла и света. Сразу бросился в глаза висящий на стене телевизор. Его жидкокристаллический экран был таким огромным, что мне невольно захотелось оценить качество картинки. Рука сама потянулся к лежащему на журнальном столике пульту. Щёлк, и на экране появилась деятельная Ксения Общак. Девушка занималась привычным делом — кидала понты и учила простолюдинов жить. Я машинально — упаси меня Сила от чужой глупости, своей под завязку — вырубил звук, и светская львица стала походить на аквариумную рыбу: буль-буль, буль-буль, буль-буль.
Недавно Ашгарр здорово ошарашил меня, сообщив между делом, что эта блондинка в шоколаде разродилась книгой. Когда я спросил, а зачем это ей, Ашгарр задумался. Надолго. Но потом всё-таки объяснил. Сказал, что всё материальное в стране уже есть, а кое-чего попросту многовато. Отдельные граждане уже обкушались. Однако дышать этим самым «отдельным» все труднее и труднее, потому что богатство не может заменить духовных начал. Вожделея подлинности, и пускаются в самообман.
Тем временем в комнату вошёл хозяин.
— Так что же вы умыкнули из могилы, любезный Леонид Петрович? — спросил я, не оборачиваясь.
— Ничего я не укым… не умыкал, — сказал упрямец и тут же предложил: — Тяпнете, за упокой души грешной? Лёшку мы нашего сегодня… Не успели его, а тут Эдька… Головы лишился. Вы только видели бы… Не, лучше этого не видеть. Так я плесну?
Я не удостоил его ответом, переключил телевизор на СМС викторину и, сходу отгадав название столицы Бельгии, поинтересовался:
— Леонид Петрович, скажите, вы уже утрясли все свои неотложные дела?
— Какие дела? — не понял он. — Вы о чём?
— Я о том, что вы скоро умрёте.
— Умру? — тупо переспросил Домбровский.
— Даже не вопрос, умрёте, — подтвердил я. — В принципе вы уже мертвы. И вы сами это отлично знаете.
— Ну это мы ещё… — начал было он храбро, но вдруг пьяно икнул, всхлипнул и, похлопав меня по плечу, задал извечный русский вопрос: — Что же делать?
— Отдать мне то, что взяли из могилы, — продолжая переключать каналы, вполголоса ответил я. — И как можно скорее.
— Но, блин, я ничего…
Мне это порядком надоело. Бросив пульт на кресло, я с разворота врезал парню в челюсть.
Почему поступил так резко, трудно сказать. Пусть на этот вопрос ответить тот, кто возьмётся написать докторскую диссертацию на тему: «Особенности работы сознания дракона в условиях расщепленной индивидуальности». Сам я не отвечу.
Удар вышел на славу: Домбровский рухнул на ламинированный паркет и отключился. Вернее отключился он, ещё падая. Дожидаться, когда придёт в себя, я не стал, перешагнул через тело и отправился на кухню. Нашёл кастрюлю посолиднее, набрал до краёв холодной воды и, вернувшись в комнату, вылил все эти литры Домбровскому на голову.
Холодный душ подействовал на моего подопечного благодатно. Он, словно вынырнувший из полыньи морж, сделал «фр-р-р» и сразу открыл глаза.
— За что? — вполне трезвым голосом задал он справедливый вопрос.
— Сам знаешь, — ответил я, помогая ему подняться.
По-собачьи тряхнув мокрыми волосами, он вяло возмутился:
— И главное за свои же деньги.
