«Вот он чем озаботился, — подумалось мне. — Тем, что слухи по городу пойдут, и что слухи эти достигнут критической массы. А то — „дружба, положено, не положено, ля-ля, фа-фа“. Зачем так издалека?»
Вытащив из пачки сигарету, я прикурил и через пару затяжек сказал:
— Понимаю, Серёга, что вам работёнки подкинул, но я этих придурков к себе не приглашал, сами пришли. С них и спрос.
— А кто спорит? С них. Но ты, Егор, того… Переборщил малость. — И тут Архипыч, наконец, сказал то, ради чего пришёл и ради чего затеял весь этот разговор: — Знаю, что вам, драконом, закон не писан, но ты уж постарайся в следующий раз как-нибудь поделикатнее, что ли.
— И кто же мне это говорит?! — возмутился я. — Мать Тереза?
— Нет, не мать Тереза. — Он поднял на меня свой тяжёлый, полный многих знаний и многих печалей взгляд. — Не мать Тереза, но старый, тёртый, видавший виды кондотьер.
Я недовольно покачал головой и, вдавив сигарету в пепельницу, с твёрдостью в голосе произнёс:
— С придурками я, Серёга, цацкаться не нанимался. С полудурками ещё куда ни шло, а с придурками — уволь.
После этого моего категоричного заявления Архипыч вздохнул. Видно было, что эта тема ему неприятна и что чувствует он себя неловко. Но он должен был сказать мне всё, что должен был сказать. И он сказал.
— Егор, ты пойми, я на тебя не наезжаю, твои дела — это твои дела. Просто я хочу, чтобы на вверенной мне территории всё было тип-топ. Это наш город, нет спору, но кроме нас тут живут и непосвящённые. Хотя и грешные, но люди. Люди, а не манекены. Давай это учитывать. Давай не будем превращать город в филиал преисподней.
Не люблю, когда на меня пытаются намордник нацепить. Сидел бы передо мной какой-нибудь незнакомый бугор, послал бы я его куда подальше. Но это был Архипыч, с которым мы полпуда соли вместе съели и ещё полпуда съедим, поэтому не стал я строить козью морду, взял себя в кулак и, помятуя шестьдесят четвёртое правило дракона: «Когда дуют северные ветры, строй не щиты, а мельницы», пообещал:
— Ладно, Серёга, я всё понял. Постараюсь быть белым и пушистым. Не думаю, что будет просто, но постараюсь.
— Вот и ладушки, — обрадовался Архипыч, вытер руки салфеткой, разлил водку и, поднимая свою рюмку, предложил: — А давай как-нибудь, Егор, смотаемся вместе на рыбалку. — Он мечтательно закатил глаза. — Я такие места на Тёплых озёрах знаю — закачаешься. Таймень там — во!
И раскинул руки в завиральном рыбацком жесте, расплескав водку из рюмки.
— Поживём, увидим, — расплывчато сказал я, стукнул своей рюмкой о его и быстро выпил под случившийся звон.
Архипыч тоже выпил и, потянувшись за яблоком, посетовал:
— Не вытянешь тебя из города, Егор, будто на привязи…
И осёкся.
Оставил яблоко там, где лежало, и заткнул себе рот куриной ногой.
Мне иногда кажется, что Архипыч догадывается о том, что на самом деле делаю я в этом городе. У него и раньше случались двусмысленные оговорки и красноречивые умолчания, из них я и сделал вывод: что-то знает. Возможно, некоторым молотобойцам по статусу положено знать о Тайниках. Не всем, конечно, и не всё, а только начальникам, и в части касающейся. Но так это на самом деле или нет, я никогда у Архипыча не уточнял. Впрочем, и он меня ни о чём, что имело бы отношение к Тайнику, никогда не расспрашивал.
Я не уточняю, он не расспрашивает — и это правильно, поскольку при таком раскладе, никто никого случайно не подставит.
О том, что один из нас подставит другого преднамеренно, даже и думать не хочется.
Расставив все точки над «ё», мы какое-то время молча и сосредоточенно ели, потом Архипыч, заговорщически подмигнув, разлил по третьей. Только выпить на этот раз не пришлось: едва подняли рюмки, чей-то густой баритон энергично пропел из кармана его тёртой кожанки: «Вы нам только шепните, мы на помощь придём». Кондотьер, отреагировав на этот забавный рингтон, быстро извлёк телефон, выслушал чей-то короткий доклад, чертыхнулся и стал выбираться из-за стола.
— Что — труба зовёт? — догадался я.
Он хмуро обронил:
— Зомби какой-то левый в Медоварихе объявился. — Кинул на стол несколько купюр, сказал: — Если что, Егор, знаешь, как найти.
И тут же исчез.
Так быстро ушёл через Запредельное, что я даже попрощаться не успел, лишь успел запоздало подумать: «Зомби нужно вешать на верёвке от колокола, — по-другому фиг угомонишь».
А через пять минут после того, как ушёл кондотьер, в кабаке появился Воронцов.
— Наконец-то, — сказал я, когда он сел на ещё неостывший стул.
Вампир прижал руку к груди.
— Извини, Егор, на службе запарка.
— У вас всегда запарка.
— Твоя правда.
У него действительно был весьма озабоченный вид. Впрочем, у него всегда такой вид. И взгляд у него всегда один и тот же — взгляд, в котором присутствует немыслимая смесь тоски, вызова, настороженности и вины. Типичный вампирский взгляд.
Взгляд-то типичный, только, справедливости ради надо сказать, Воронцов не совсем обычный вампир. Вот уж что нет, то нет. Афанасий Воронцов — вампир, обладающий незаурядной степенью самоконтроля.
Надо знать вампиров, чтобы понять, какая воля нужна, что бы ни разу (с ума сойти — ни разу!) не выпить своего «донора» до дна. Я знаю природу вампиров, и понимаю — Воронцов очень волевой парень. Очень. Не представляю, но догадываюсь, насколько ему трудно. Ведь почему вурдалаки убивают? Не от большого голода, как думают некоторые. И не от свирепого нрава, как показывают в кино. Всё гораздо сложнее. Дело в том, в результате «контакта» между кровососом и его жертвой устанавливается крепчайшая ментальная связь, поддерживать которую невероятно тяжело. Нормальный вампир, облегчая себе дальнейшее существование, поступает просто — рубит это кровное родство на корню. А вот Воронцов из тех редких упырей, которые поступают иначе. Не прерывая связи, он до упора несёт всю тяжесть человеческого бытия и тем самым берёт часть чужих страданий на себя. За что ему мои пять и уважуха.
Отчего он так поступает, чем мотивирован на подобное благородство, не знаю, и знать не хочу. Мне, честно говоря, всё равно, как устроен «чёрный ящик» его сознания. Я догадываюсь, что на входе, я вижу, что на выходе, и мне этого достаточно. В одном уверен: Афанасий Воронцов — реальное доказательство истинности правила «Кем бы ты ни пришёл в этот мир, у тебя всегда есть возможность вести себя порядочно». Некоторые ставят это правило под сомнение, я и сам иногда, давая слабину, оправдываюсь: «Не виновен я, среда заела», но тут же вспоминаю великодушного упыря Воронцова и говорю себе: «Тпру, зверюга. Выбор есть всегда. И это выбор за тобой».
— Водки выпьешь? — постучав вилкой по графину, спросил я на правах хозяина столика. Потом, вспомнив, что вампиры — эстеты, мать их! — предпочитают портвейн, предложил: — Или «три семёрки» заказать?
Но Воронцов категорически отказался и от того, и от другого:
— Нет, Егор, я на секунду. Времени нет нифига.
— Что такого стряслось ужасного? — полюбопытствовал я, отлично понимая, что не просто так спешит. — Или секрет?
Вампир пожал плечами и, страшно фальшивя, пропел:
— Кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет. Вот и весь секрет.
