И еще эта свихнувшаяся личная жизнь – то Артем, то Витя, вот теперь Андрей, и про Васю забывать не стоит! Конечно, это здорово – быть в центре внимания, но все настолько сикось-накось, что уж лучше бы она на расстоянии любила Колина Фаррела, чем все это...
Ладно! Она просто поедет ужинать – раз уж ее приглашают, поест суши, поиздевается над Андреем – это будет справедливым возмездием, и вернется домой – спать в гордом одиночестве.
В ресторане Маша выпила вина и решила, что от еще одного секса с Андреем мир не рухнет – тем более, ей было так хорошо! Без причины – и это было самое страшное. Потому что когда тебе с мужчиной хорошо просто так, когда вы десять минут произносите лишь: «Это божественно!» – «Дай попробовать!», значит, тут нечто особенное, и тебе опять кажется, что твой Единственный – это не фантастика, что бывает Большая Любовь – прямо у нас, в этой жизни, не в Нормандии и не в Калифорнии, а у нас, здесь, на проспекте Мира или на Войковской, и у тебя роман-бестселлер, и ты – героиня, а герой – прямо как описывают: мужественный, сильный, с чувством юмора...
Но, с другой стороны, это значит, что если он не Единственный, то ты опять будешь месяц ходить с грязной головой, слушать песню «911» – «помогите, у меня разбито сердце!» в исполнении Мери Джей Блидж и Вайклифа Джина и перечитывать биографию Марии Каллас. И твое сердце сжимается – и от радости, и от страха, и ты боишься причинить себе боль, но так не хочется об этом думать, потому что ты уже снова на игле – ты влюблена, и все будет потом: рассуждения, что любовь – это болезнь, что это наркотик, и будут клятвы никогда не влюбляться – а потом амнистия: не влюбляться в негодяев, а потом тебе уже кажется, что без негодяев жизнь такая пресная, что у других – бытовуха, а у тебя – мелодрама...
Маша иногда признавалась себе, что превратила жизнь в экстремальный спорт: сколько раз ей разбивали сердце, а она все так же стремилась к вершинам – покорять, укрощать, потом снова гипс, кома, наркоз, но едва приходишь в себя – и горы зовут...
Из ресторана Маша вышла с ощущением какого-то особенного восторга – в подсознании она держала (хоть сама бы себе и не призналась) историю Веры – даже не историю, а скорее версию, и от этого остро чувствовала мгновение: может, завтра рухнет мир, но сегодня, сегодня-то мы наслаждаемся, сегодня мы влюблены, счастливы и удача подмигивает нам!
Все-таки даже если это и чушь собачья, приятно, когда от тебя зависит судьба мира...
Но уже потом, когда Андрей притушил сигарету, включил телевизор и мгновенно заснул – так они вымотались, Маша скуксилась. Ее мучила необъяснимая тревога – на душе было беспокойно, и очень хотелось прямо сейчас получить ответы на все свои вопросы. Маша затушила сигарету в кадке с елочкой – свинство, конечно, – глубоко вдохнула пропитанный хвоей воздух, вернулась в комнату и задумчиво посмотрела на спящего Андрея.
Оделась, вышла за ворота, посмотрела номер дома и название улицы, позвонила в службу такси, заказала машину и где-то через час осторожно прикрыла дверь и села в «Волгу».
В четыре часа ночи она подъехала к особняку, попросила таксиста подождать пару минут, прошла по дорожке и нажала на звонок. Казалось, что раздалась пожарная тревога, – так тихо было в квартале. Маша уже даже решила удрать – как дурочка из переулочка: позвонила и спряталась – ха-ха-ха, как смешно... Но дверь немедленно открылась.
Вера уставилась на Машу. Маша уставилась на Веру.
– Заходи, – пригласила хозяйка.
– Сейчас, машину отпущу... – промямлила гостья.
Конечно, это было просто нелепо – завалиться поздно ночью в дом практически незнакомого человека, который не просто человек, а, твою мать, астролог – говоря по-русски, гадалка, и эта гадалка наговорила ей вчера такое, что впору психиатричку вызывать... Но в этом и был кураж. А Машу трудно причислить к людям, которые откажутся от захватывающего, идиотского, бессмысленного приключения – если у них есть хоть малейший шанс в него ввязаться.
В конце концов, это ведь когда-то она села в машину к четырем мужикам, когда часа в три ночи поссорилась со своим парнем, – а ехать ей было нужно из Чертаново в центр, и она еще им всю дорогу рассказывала, какие мужчины – сволочи, и что она не позволит ни одному подонку почувствовать себя хозяином положения... А когда они где-то в районе Чистых прудов спросили: «Ну, ты это, где живешь-то?», Маша вдруг на них посмотрела – слезы уже высохли, и поняла, что сидит в джипе с четырьмя наемными убийцами с внешностью боксера Валуева, пискнула и почти на ходу – на повороте – выскочила из машины и бежала до Петровского бульвара, где и поймала такси...
Вернувшись в дом, Маша обнаружила, что Вера ждет ее в другой комнате – видимо, гостиной, так как тут было много диванов и кресел, телевизор и большой круглый стол – прямо как у классиков – под бархатным абажуром с бахромой. На столе стояло красивое блюдо с закусками, в вазочках Маша заметила орешки, печенье и конфеты, в большом чайнике заваривался чай – от него шло тепло, а в бокалы уже было налито вино.
– Я просто не могу в это поверить, – заявила Маша, жадно отпивая вино. Для этого разговора ей уж точно понадобится расторможенное сознание. – Только для того, чтобы отказаться от мысли, что ты вымогательница и психопатка, понадобится несколько лет.
– А я тебе помогу, – усмехнулась Вера. – Мы ведь все в глубине души хотим чуда, так? Разве в детстве мы не мечтали полетать на метле, найти волшебное кольцо с огромным рубином, вернуться в далекое, лет на триста, прошлое или заглянуть в будущее? Мы и верим, и не верим в жизнь после смерти, в предсказания Ванги, в силу разума Мессинга – в то, что мы называем мистикой, чудом. Верим – потому что ничего не остается, как верить, так как понять, откуда мы, что такое наша планета и зачем нужен космос – невозможно. Не верим, потому что нам кажется, что мир к нам жесток и несправедлив.
Вера вынула из сахарницы несколько кубиков сахара, положила на ладонь, посмотрела внимательно – зрачки у нее расширились, стали черными и страшными, будто пустыми, пробормотала что-то – Маша не расслышала, подула, сжала пальцы в кулак, а когда открыла ладонь, оказалось, что на ней лежит несколько довольно крупных бриллиантов.
– Это что? – сиплым голосом поинтересовалась Маша.
– Алмазы, – Вера пожала плечами. Было заметно, что она довольна произведенным эффектом.
– Это оптический обман? – робко предположила Маша.
– Нет, – усмехнулась Вера. – Самые настоящие бриллианты. Держи! – она высыпала камни Маше в ладонь.
– А в полдень они превратятся в тыкву? – неуверенно захихикала Маша.
– В тыкву? – удивилась Вера. – Нет, обратно в сахар... А, тьфу! Это из «Золушки»!
– Так они все-таки ненастоящие? – огорчилась Маша.
– На какое-то время очень даже настоящие! – обиделась Вера.
– Ты меня гипнотизируешь! – догадалась Маша.
– Очень надо! Ну, вот еще... – Вера вышла из комнаты, долго отсутствовала, вернулась с какой-то колбочкой, нацедила из нее несколько капель в стакан с водой, выпила, попросила Машу на десять секунд закрыть глаза, а когда разрешила смотреть, Маша ахнула, вскочила со стула, всплеснула руками и расхохоталась. Прямо перед ней сидела Мерилин Монро! Правда, в Вериной одежде, которая на пухленькой актрисе просто разрывалась на части. Монро расстегнула ширинку на джинсах и через рукава сняла лифчик.
– О, черт! – воскликнула Маша.
Мерилин нахмурилась, приложила палец к губам и велела ей заткнуться.
– Мне из-за тебя и так придется сутки сидеть дома, – пробурчала Монро-Вера. – Куда я пойду в таком виде?
– Мне это кажется... – прошептала Маша и поняла, что она на грани обморока.
В ногах появилась слабость, уши заложило, и казалось, она сейчас описается. Маша медленно села на место, схватилась за бокал с вином, оставила его, налила воды, но во рту все еще было сухо – только руки вспотели.
– Ты чего? Плохо? – забеспокоилась Мерилин, вскочила, выбежала из комнаты, а когда Маша уже прощалась с жизнью, сунула ей под нос какую-то склянку с жидкостью, от которой разило конюшней.
Заметив, что Маше немного лучше, усадила ее в кресло, намазала виски и точку между бровями маслом
